Но этот стол, сказал Джойс. Боже мой, что нам с ним делать?
А что случилось со столом? поинтересовался Эйнштейн.
Мы внутри него, сказал Джойс.
Да… тихо сказал Эйнштейн… верно. Мы внутри него, а он внутри нас. Это мост…
Боже, сказал Джойс. Этого не может быть.
В материальном мире, счастливо продолжал Эйнштейн, меньшее всегда находится внутри большего. Но в мире, который создан нашим сознанием… mein Gott… большее может быть внутри меньшего. Так действует наша мысль… Мы обретаем такие же размеры, как то, что мы воспринимаем и познаем… Это как лента Мёбиуса.
Из влажной могилы славлю тебя, донесся откуда-то снизу глухой голос Тима Финнегана.
Из ждущего лона славлю тебя, простонала Молли Блум.
Хвала тебе от земли целинной, прокричал Осирис.
Хвала тебе от девы невинной, пропела Исида.
Крест превратился в фаллос.
Фаллос превратился в крест.
Крест превратился в бешено вращающееся солнце.
Два филина и воробей, сказал Король Лир, три ворона и соловей, все свили гнезда в моей седой бороде.
Они двигались к Нулю.
Боже, ведь это черная дыра, воскликнул Шварцшильд.
Врата ада, сказал Бэбкок.
Чаша Девы, поправил их Кроули.
Ноль превратился в огромный пульсирующий пончик. Джойс засмеялся.
Девять месяцев растем, чтобы оттуда выбраться, а потом всю жизнь стараемся туда вернуться.
Пончик превратился во вращающуюся галактику.
— Мы что, так и просидели здесь три или четыре часа, хохоча, словно идиоты? — наконец спросил Джойс.
— По правде говоря, да, — сказал Эйнштейн.
— Что, уже все закончилось? — спросил Бэбкок.
— Не думаю, — ответил Джойс. — Неужели вы не видите то, что вижу я?
Земля содрогнулась. Ктулху поднялся из бездны, размахивая подвязками с белыми пятнами и ценными бумагами всех компаний и корпораций мира. Правительства рассыпались, словно кегли. Биржи обрушились. Анархисты заполонили улицы, крича «Смерть ублюдкам с Уолл-Стрит» и вешая на фонарях банкиров, президентов корпораций адвокатов президентов землевладельцев священников раввинов и вообще всех людей в чистых белых рубашках. В парламентах, конгрессах, антикварных магазинах, лавках, офисах, булочных, монастырях, троллейбусах, госпиталях, каруселях, университетах, академиях, лабораториях, женских монастырях, соборах, судах, цехах начались оргии. Огромные члены вонзались во влагалища, задние проходы и рты чувственных актрис, трясущихся от старости пожилых дам, важных философов, королей, епископов, мальчиков, девочек, солдат, игумений, банкиров, хныкающих поэтов. Королева Виктория совокуплялась сразу с 358 охранниками. Душевнобольные испражнялись в колодцы, фонтаны и чаши для пунша. Слабоумные фермерские отпрыски, размахивая плакатами с надписью «Свобода инстинктам», врывались в зоомагазины и насиловали собак, кошек, обезьян, птиц, тарантулов. Андре Бретон бродил по Парижу, стреляя в случайных прохожих. Последний юрист был задушен кишками последнего полицейского. Папа Римский вышел на балкон своей резиденции и начал удовлетворять себя двадцатипятисантиметровым искусственным фаллосом, бессвязно напевая «Ктулху фтагн». Домохозяйки разделались со своими мужьями, побежали на скотные дворы и начали спариваться с козлами, воя «Ио Пан Ио Пан Пан!» Нигилисты атаковали с автоматами сумасшедшие дома, расстреляли весь персонал и выпустили сумасшедших на улицы. Поэты-авангардисты захватили редакции газет и начали публиковать статьи со странными заголовками: «ЧТО ЭТО — НОВОЕ ЭЛЕКТРОМАГНИТНОЕ ЯВЛЕНИЕ ИЛИ УМИРАНИЕ ЕВРОПЕЙСКОЙ ДУШИ?», «ТОЛЬКО СУМАСШЕДШИЙ АБСОЛЮТНО СВОБОДЕН», «ЗВЕЗДНЫЕ ЧЕЛОВЕЧКИ ВОЗВРАЩАЮТСЯ СО ЗВЕЗД, НО Я ПОТЕРЯЛ СВОЮ ЛЮБИМУЮ», «ГДЕ БЫЛ БОГ, КОГДА МЫ В НЕМ ТАК НУЖДАЛИСЬ?» На следующий день женщины сплотились и довершили кровавую бойню. И небо стало телом богини Ночь — прекрасной и непроглядно черной матери всех звезд. Вдруг, в одно мгновение ока, все изменилось. Все стало как прежде. Четыре человека снова сидели в комнате, глядя сквозь время в бесконечность.
КРОУЛИ
[Торжественно]:
В моем безумном сердце призрака
Тридцать девять лет назад я выл
От смеха и ярости: хлеб и вино Призрачной Массы.
[Масса исчезает; они начинают плавать в воздухе.]
ДЖОЙС
[Литургически]:
В моем высокогорном сердце
Тридцать два года назад я смеялся
От глупости и презрения: плоть и кровь
Призрачного Времени.
[Время исчезает; они входят в вечность.]
ЭЙНШТЕЙН
[Точно]:
В моем ясном и прозрачном уме
Тридцать пять лет назад я все выражал
Числами и линиями: кожа и кости
Призрачного Пространства.
[Пространство исчезает; они входят в бесконечность.]
КРОУЛИ
[Неистово]:
Пока непокорность не найдет в себе
Истину менее скучную, чем истина смерти,
Мое призрачное сердце будет хулить
Как призрачного Бога, так и призрачного Человека.
ДЖОЙС
[Печально]:
Да, пока наше сердце не найдет в себе
Истину более яркую, чем истина жизни...
[Появляется Исида; все смотрят на нее.]
БЭБКОК
[Восхищенно]:
Мое призрачное сердце наконец пронзила
Серебряная пуля божественного взгляда.
КРОУЛИ
[Похотливо]:
Мое призрачное сердце наконец пронзила
Серебряная пуля божественных глаз.
Я — Зверь, на котором восседает Блудница.
Я — звезды в ее волосах.
[Исида и Осирис соединяются, превращаясь в Апопа.]
МЕСКАЛИТО
[зеленый, с заостренными ушами, пританцовывая]:
Тебе пою хвалебную песнь
Я есмь тот, кто я есмь.
МАСТЕР-МАСОН
Слава Тебе, кто превыше всего,
Источник семени моего!
[Фаллос в форме пирамиды поднимается снова.]
ЛОЛА ЛЕВИН
Вечному Солнцу славу поем,
Единому в Трех, Тройному в Одном!
МАСТЕР-МАСОН
И направо, и налево
Тебя славим, Чудо-Древо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97