Маг программирует себя сам. Пользуясь призыванием и вызыванием — которые, как показано выше, функционально тождественны самокондиционированию, самовнушению и гипнозу, — маг редактирует, или аранжирует, ощущаемую реальность*.(Конечно, неосознанно это делают все: см. выше о сыре. Маг, выполняя это сознательно, управляет своей реальностью.).Эта книга, будучи составляющим элементом единственного серьёзного заговора, который в ней же и описывается, — то есть «Операции Мозготрах», — тоже программирует читателя, но так, что на протяжении месяцев (или, возможно, лет) он не будет этого понимать. Когда это понимание придёт, прояснится и истинное значение этого Приложения (и уравнения 5 = 6). Гарвардские чиновники воспринимали как шутку предостережение доктора Тимоти Лири о том, что не стоит разрешать студентам беспорядочно выносить из университетской библиотеки опасные, формирующие устойчивые привычки книги, если только студент убедительно не докажет необходимость чтения того или иного тома. (Например, сейчас вы уже и думать забыли о загадочных собаках Джо Малика.) Как ни странно, когда человек высказывается предельно ясно и определённо, большинство людей понимает его слова с точностью до наоборот.
Ритуал Шивы, исполненный Джо Маликом во время Чёрной мессы ССС, совершенно явно содержит основной секрет всей магии, но при этом большинство людей может перечитывать эту главу десяток или сотню раз, но так и не понять, что же это за секрет. Например, мисс Портинари во всем была типичной девушкой-католичкой — если бы не её необычная склонность воспринимать католицизм всерьёз, — пока не начала менструировать и ежедневно заниматься духовной медитацией Однажды утром во время медитации она с необычной ясностью визуализировала Святое Сердце Иисуса, после чего не менее отчётливо в её сознании сразу же возник другой образ, до глубины души поразивший её воображение. В следующую субботу она рассказала о пережитом духовнику, и он серьёзно её предостерёг, что для молодой девушки вредно заниматься медитацией, если только она не собирается стать затворницей и уйти в монастырь. У неё не было такого намерения, но она упорно (и с ощущением вины) продолжала медитировать. Будораживший воображение второй образ возникал всякий раз, как только она думала о Святом Сердце; она начала подозревать, что этот образ посылает ей Дьявол, чтобы отвлечь от медитации (Два этих признака развития зачастую появляются одновременно вследствие открытия четвёртого нервного контура, которое происходит по сигналу ДНК.). Однажды в выходные, когда она вернулась домой из монастырской школы, её родители решили, что настала пора вводить дочь в римское общество. (На самом деле они, как и большинство состоятельных итальянских семей, для себя уже решили, какую из дочерей отдать церкви, и это была не она. Вот почему ей так рано пришлось познакомиться с dolce vita.) Одной из достопримечательностей Рима в то время был «эксцентричный бизнесмен международного масштаба» мистер Хагбард Челине, и в тот вечер он был на приёме, куда привели мисс Портинари.
Было уже около одиннадцати, и, возможно, она выпила слишком много «пайпер-хайдсека», когда оказалась возле небольшой группы, увлечённо слушавшей рассказ этого странного Челине. Мисс Портинари стало любопытно, о чем может рассказывать этот тип, — по общему мнению, он был ещё большим циником и материалистом, чем остальные международные стяжатели, а на тот момент мисс Портинари была весьма консервативной католичкой-идеалисткой, которая считала, что капиталисты даже более отвратительны, чем социалисты. Она равнодушно прислушалась к его словам; он говорил по-английски, но она неплохо знала этой язык.
— Сынок, сынок, — декламировал Хагбард, — когда две красивые женщины добиваются твоей любви, почему ты сидишь в своей комнате и дрочишь?
Мисс Портинари вспыхнула и выпила ещё немного шампанского, чтобы скрыть румянец. Она уже возненавидела этого человека, зная, что при первой же возможности отдастся ему, расставшись с девственностью; вот какие сложности бывают у интеллектуально развитых католических отроковиц.
— А юноша сказал, — продолжал Хагбард, — «Думаю, ты сама ответила на свой вопрос, ма».
Все потрясённо застыли.
— Вполне типичный случай, — вежливо добавил Хагбард, очевидно закончив рассказ. — Профессор Фрейд рассказывает о ещё более поразительных семейных драмах.
— Не понимаю… — заговорил знаменитый французский автогонщик, нахмурившись. Затем он улыбнулся. — О, — сказал он, — юноша был американцем?
Мисс Портинари покинула группу, возможно, слишком поспешно (она видела, как её проводили взглядом несколько пар глаз), и вновь быстро наполнила бокал шампанским.
Через полчаса она стояла на веранде, пытаясь прочистить мозги на свежем ночном воздухе, когда рядом с ней мелькнула тень и в облаке сигарного дыма появился Челине.
— Сегодня луна какая-то опухшая, — сказал он по-итальянски, — словно кто-то двинул ей в челюсть.
— Помимо прочих достоинств вы ещё и поэт? — холодно поинтересовалась она. — Звучит как американское стихотворение.
Он рассмеялся звонко и раскатисто, словно жеребец заржал.
— Совершенно верно, — отозвался он. — Я только что приехал из Рапалло, где беседовал с самым великим американским поэтом нашего века. Сколько вам лет? — неожиданно спросил он.
— Почти шестнадцать, — пробормотала она.
— Почти пятнадцать, — непочтительно исправил он.
— Если это что-то для вас меняет…
— Возможно, — подхватил он. — Я кое-что задумал, и для этого мне нужна девушка вашего возраста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103