Я ложился на кровать и дышал так свобод-


но, как мог, стараясь делать глубокий выдох. Я дол-
жен был отдаться своему телу и не препятствовать лю-
бому выражению или импульсу, которые могли воз-
никнуть. Произошло множество вещей, которые посте-
пенно привели меня в контакт с моими ранними воспо-
минаниями и переживаниями. Поначалу более глубо-
кое дыхание, к которому я не привык, создало сильное
покалывание в руках, и в двух случаях это развилось
в сильный спазм рук и ног. Эти реакции исчезли по
мере того, как тело привыкало к увеличивавшейся
энергии, порождаемой более глубоким дыханием. Ноги
начинали дрожать, когда я мягко сдвигал и раздвигал
колени; дрожали также губы, когда я следовал им-
пульсу, касающемуся их.
Последовало несколько прорывов чувств и связан-
ных с ними воспоминаний. Однажды, когда я так ле-
жал на кровати и дышал, мое тело начало непроиз-
вольно раскачиваться. Раскачивание усиливалось, по-
ка я не сел. Затем, без всякого намеренного действия с
моей стороны, я встал с кровати, повернулся к ней и
начал колотить ее обоими кулаками. В то время как я
это делал, на покрывале появилось лицо моего отца и
внезапно я понял, что бью его за трепку, которую он
мне ученил, когда я был маленьким. Несколькими го-
дами позже я расспросил отца про этот эпизод. Он
сказал, что это был единственный случай, когда я по-
лучил взбучку; в этот день я пришел домой очень
поздно, и мама была встревожена и обеспокоена. Он
устроил мне взбучку, чтобы я больше так не поступал.
Интересной особенностью этого опыта, как и крика во
время первого сеанса, была его полная спонтанность и
непроизвольность. Я начал избивать кровать, так же
как закричал, повинуясь не сознательной мысли, а си-
ле, которая захватила меня изнутри.
В другой раз, когда я лежал и дышал, у меня воз-
никла эрекция. Я подавил импульс притронуться к пенису
. Тогда я вспомнил интересный эпизод из детства.
Я увидел себя пятилетним мальчиком, ходившим по
своей комнате и мочившимся на пол. Родителей не бы-
ло дома. Я знал, что делаю это, чтобы отомстить отцу,
который отругал меня днем раньше за то, что я хвата-
юсь за пенис.
Понадобилось девять месяцев терапии, прежде чем
я выяснил, что заставило меня кричать на первом се-
ансе. Я не кричал с тех пор, но во мне росло убежде-
ние, что там был образ, который я страшился увидеть.
Рассматривая потолок над тем местом, где я лежал, я
чувствовал, что однажды этот образ появится. И он
появился: это было лицо моей матери, которая смотре-
ла на меня сверху вниз с выражением сильного гнева в
глазах. Я сразу понял, что именно это лицо меня испу-
гало. Я заново пережил это событие, как будто оно
происходило сейчас. Мне было около девяти месяцев;
я лежал в коляске около крыльца и громко кричал,
зовя мать. Она по-видимому была занята дома, и мой
настойчивый крик раздражал ее. Она вышла, разгне-
ванная. Лежа там, на райховской кровати, в свои
тридцать три года, я смотрел на ее образ и, пользуясь
словами, которых я не мог знать, будучи младенцем, я
сказал: <Почему ты так сердишься на меня? Я плачу
только потому, что хочу, чтобы ты пришла>.
В то время Райх пользовался специальной техникой
для интенсификации терапии. В начале каждой встре-
чи он просил пациентов поделиться с ним всеми нега-
тивными мыслями, которые у них были по его поводу.
Он полагал, что все пациенты осуществляли на него
как негативное, так и позитивное перенесение, и не до-
верял позитивному, пока не были сначала высказаны
негативные мысли и чувства. Мне было очень трудно
сделать это. Вверив себя терапии Райха, я изгнал все
негативные мысли из своего ума. Я полагал, что мне
не на что жаловаться. Райх был ко мне очень внимате-
лен, у меня не было оснований сомневаться в его ис-

кренности, чистоте его намерений и значимости его
представлений. Характерно, что я был полон решимос-
ти пройти терапию успешно, и пока она почти что не
закончилась неудачей, я не раскрывал своих чувств
Райху.
За опытом страха, когда я увидел лицо своей мате-
ри, последовала вереница месяцев, в течение которых
я совершенно не продвигался. Я приходил к Райху три
раза в неделю, но .был заблокирован, потому что не
мог высказать Райху своих чувств по отношению к не-
му. Я хотел, чтобы он отнесся ко мне с отеческим ин-
тересом, а не просто был моим терапевтом, но зная,
что это - безосновательные притязания, я не мог их
выразить. Погружаясь во внутреннюю борьбу с про-
блемой, я ни к чему не мог придти. Райх, казалось, не
замечал моего конфликта. Я изо всех сил старался
сделать свое дыхание более глубоким и полным; но это
не действовало.
Я уже около года проходил терапию, когда обозна-
чился этот тупик. Когда стало казаться, что так будет
продолжаться бесконечно, Райх предложил мне бро-
сить это. <Лоуен, - сказал он, - вы не способны от-
даться своим чувствам. Почему бы вам не сдаться?> -
Его слова прозвучали для меня приговором. Сдаться -
значило отказаться от всех своих мечтаний. Я разры-
дался. Я плакал впервые с тех пор как перестал быть
ребенком. Я больше не мог сдерживать своих чувств. Я
сказал Райху, чего я хотел от него, и он выслушал ме-
ня с симпатией.
Я не знаю, действительно ли собирался Райх пре-
кратить терапию, или его предложение об окончании
было маневром, чтобы преодолеть мое сопротивление,
но я склоняюсь ко второму. В любом случае, его дей-
ствие произвело желательный результат. Я снова сгал
продвигаться в терапии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85