Барри так обращался со своей женой, потому что она ему позволяла. Ей не хватало решимости взять жизнь под свой контроль. Розель знала все о таких Барри, знала, на что они способны, и вдруг подумала, что в лице Барри она фактически спала со своим отцом, который был таким же чудовищем, использовавшим слабых людей как разменную монету, даже тогда, когда речь шла о его жене и детях.
– Вы сможете доехать домой? – спросила она мягко. Лицо Сьюзен побелело от боли. Достав шубку из шкафа, Розель улыбнулась ей.
– Пойдемте, я вас подвезу. Только так я могу быть уверена, что вы в целости и сохранности. Иначе я всю ночь буду беспокоиться о вас.
Сьюзен неистово замотала головой:
– О нет, Барри сойдет с ума от злости.
Розель перебила ее:
– Да ну его к черту, милая. Он работает на меня и Ивана и будет делать то, что ему скажут. Здесь есть туалет. Идите умойтесь и приведите себя в порядок. Мне нужно сделать один звонок, а затем я отвезу вас домой. И я не принимаю никаких возражений, о'кей?
Сьюзен сделала так, как ей было сказано. Она всегда делала так, как ей велели, если чувствовала силу и власть говорящего. Тянущая боль в низу живота усилилась, казалось, все внутренности разом пытаются вывалиться наружу. Боль становилась похожей на родовые схватки, и Сьюзен молила Бога только о том, чтобы он не дал ей в очередной раз потерять ребенка.
На несколько секунд она расслабилась на холодном сиденье унитаза, на лбу ее выступил холодный пот. Боль сконцентрировалась в самой нижней точке живота и постепенно скручивала все тело. Ее обуял страх. Барри будет в ярости. Лучше бы она осталась дома, и все уладилось бы как-нибудь само собой.
Сьюзен помыла руки, плеснула себе в лицо холодной водой и увидела свое отражение в маленьком зеркальце над раковиной. Под глазами темнели круги, а на подбородке проявлялся синяк. Она принюхалась. Ее промокшее под дождем пальто воняло сыростью и старым тряпьем. Ее обкусанные ногти и толстые пальцы казались ей самой грубыми до неприличия, когда она вытирала руки о розовое полотенце, висевшее на гвоздике возле раковины.
Неудивительно, что Барри больше не хотел идти домой, – он предпочитал вместо нее иметь дело с женщинами на работе. Сьюзен хотелось, чтобы Барри остался с той женщиной, которая ждала ее в кабинете, хотя, как она догадывалась, Розель была слишком умна для того, чтобы пустить его в свою жизнь навсегда.
Но Сьюзен требовались его деньги, ей предстояло растить детей. Вернувшись назад в кабинет, она робко улыбнулась. В своей шубке, с профессионально наложенным макияжем, с безупречно уложенной прической Розель выглядела сногсшибательно. Сьюзен завидовала ее самоуверенности и достоинству.
– Ну что ж, пойдемте.
Внизу Барри не находил себе места от ярости. Его взгляд, которым он одарил Сьюзен, выражал только ненависть.
– Куда ты идешь?
– Я отвезу твою беременную жену домой.
Барри покачал головой:
– О нет, ты этого не сделаешь.
Слова были сказаны не допускающим возражений тоном, так хорошо знакомым Сьюзен.
– Я сам отвезу тебя домой, Сьюзен. – В руке Барри уже позвякивали ключи от машины.
Розель с сомнением покачала головой:
– Я уже договорилась с Иваном.
Барри холодно посмотрел на нее:
– Как договорилась, так и передоговоришься.
Он схватил Сьюзен за руку и потащил из клуба, Розель пошла за ними. Не обращая на нее внимания, Барри повел Сьюзен к машине – красивому черному «мерседесу», которого она раньше никогда не видела. Бесцеремонно втолкнув ее в машину, он уехал, не сказав ни слова Розель, которая осталась стоять на дороге и следила за машиной, пока та не скрылась за углом.
Барри и Сьюзен ехали молча до самого Ист-Сайда. Затем Барри остановил машину на автостоянке рядом с кварталом многоэтажных домов. Он повернулся к ней и посмотрел в глаза.
– Ты стерва, Сьюзен, ты это знаешь? Сегодня вечером ты подписала себе смертный приговор. Так опозорить меня! Я не могу поверить, что ты сделала это. Не могу поверить, что ты такая дура, что могла подумать, будто тебе это сойдет с рук.
Она слышала в его голосе ту холодную отстраненность, которая неизменно означала одно: быть беде.
– Я не хотела идти туда, Барри. Мне пришлось, у меня не было выбора.
Она слышала в своем тоне умоляющие нотки, страх, и ненавидела себя за это. Но ей нужно было защищать неродившегося ребенка.
– Мне нужно заботиться о детях, Барри. В отличие от тебя я не могу выбирать, что мне делать, а что нет. Я не могу уходить, когда захочется, не могу забывать о них, ведь мне приходится для них готовить, стирать, водить их каждый день в школу.
Она хотела замолчать, чтобы не настраивать его еще больше против себя, но слова безудержным потоком уже лились из нее.
– Я должна выслушивать все их рассказы, все их горести и печали, должна знать, что они нормально выглядят, что у них есть чистая одежда, что есть кто-то, кто заботится о них. Я должна разговаривать с ними, успокаивать их, вселять в них надежду, когда у них выдается дрянной день. У нас дома маленький Барри, у него режутся зубки и болит ушко, а я не могу даже купить ему лекарство, потому что тебе не приходит в голову заехать домой и оставить денег. Я назанимала у всех, включая твою мать, пока ждала, что ты соблаговолишь принести деньги на содержание семьи. Поэтому не говори мне о том, что я тебя опозорила. Я покупала в долг в двух магазинах, и теперь они не хотят мне дать даже совсем чуть-чуть, пока я не верну им. Твое имя больше ничего не значит. Тебя выбросили на свалку – тебя и моего отца. Баннерман постарался. Ну и что мне остается делать, как не идти на панель? Ждать Санта-Клауса?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145