Я: «Ведь это уже неверно».
Ганс: «Да, это верно. Когда она в первый раз была в Гмундене, она могла уже ходить и ездить верхом, а уже позже нужно было ее нести... Нет, она только позже ездила верхом, а в прошлом году ее нужно было нести».
Я: «Но она ведь только недавно начала ходить. В Гмундене она еще не умела ходить».
Ганс: «Да, запиши себе только. Я могу очень хорошо вспомнить. Почему ты смеешься?»
Я: «Потому, что ты плут, ты очень хорошо знаешь, что Анна была только раз в Гмундене».
Ганс: «Нет, это неверно. В первый раз она ехала верхом на лошади... а во второй раз» (по-видимому, начинает терять уверенность).
Я: «Быть может, мама была лошадью?»
Ганс: «Нет, на настоящей лошади в одноконном экипаже».
Я: «Но мы ведь всегда ездили на паре».
Ганс: «Тогда это был извозчичий экипаж».
Я: «Что Анна ела в ящике?»
Ганс: «Ей дали туда бутерброд, селедку и редиску (гмунденовский ужин), и так как Анна ехала, она намазала себе бутерброд и 50 раз ела».
Я: «И она не кричала?»
Ганс: «Нет».
Я: «Что же она делала?»
Ганс: «Сидела там совершенно спокойно».
Я: «И не стучала?»
Ганс: «Нет, она все время ела и ни разу даже не пошевелилась. Она выпила два больших горшка кофе – до утра ничего не осталось, а весь сор она оставила в ящике, и листья от редиски, и ножик, она все это прибрала, как заяц, и в одну минуту была уже готова. Вот была спешка! Я даже сам с Анной ехал в ящике, и я в ящике спал всю ночь (мы на самом деле года два назад ночью ездили в Гмунден), а мама ехала в купе; мы все время ели и в вагоне, это было очень весело... Она вовсе не ехала верхом на лошади (он теперь уже колеблется, так как знает, что мы ехали в парном экипаже)... она сидела в экипаже. Это уже верно, но я ехал совсем один с Анной... мама ехала верхом на лошади, а Каролина (прошлогодняя прислуга) ехала на другой... Слушай, все, что я тебе тут рассказываю, все неверно».
Я: «Что неверно?»
Ганс: «Все не так. Послушай. Мы посадим ее и меня в ящик Ящик для гмунденовского багажа, который стоит в передней.

, а я в ящике сделаю wiwi. И я сделаю wiwi в панталоны, мне это все равно, это совсем не стыдно. Слушай, это серьезно, а все-таки очень весело!»
Затем он рассказывает историю, как вчера, о приходе аиста, но не говорит, что аист при уходе взял шляпу.
Я: «Где же у аиста был ключ от дверей?»
Ганс: «В кармане».
Я: «А где у аиста карман?»
Ганс: «В клюве».
Я: «В клюве? Я еще не видел ни одного аиста с ключом в клюве».
Ганс: «А как же он мог войти? Как входит аист в двери? Это неверно, я ошибся, аист позвонил, и кто-то ему открыл дверь».
Я: «Как же он звонит?»
Ганс: «В звонок».
Я: «Как он это делает?»
Ганс: «Он берет клюв и нажимает им звонок».
Я: «И он опять запер дверь?»
Ганс: «Нет, прислуга ее заперла. Она уже проснулась. Она отперла ему дверь и заперла».
Я: «Где живет аист?»
Ганс: «Где? В ящике, где он держит девочек. Может быть, в Шёнбрунне».
Я: «Я в Шёнбрунне не видел никакого ящика».
Ганс: «Он, вероятно, находится где-то подальше. Знаешь, как аист открывает ящик? Он берет клюв – в ящике есть замок – и одной половинкой его так открывает (демонстрирует это мне на замке письменного стола). Тут есть и ручка».
Я: «Разве такая девочка не слишком тяжела для аиста?»
Ганс: «О, нет!»
Я: «Послушай, не похож ли омнибус на ящик аиста?»
Ганс: «Да!»
Я: «И мебельный фургон?»
Ганс: «Гадкий фургон – тоже».
17 апреля. Вчера Ганс вспомнил свое давнишнее намерение и пошел во двор, находящийся напротив нашего дома. Сегодня он этого уже не хотел сделать, потому что как раз против ворот у платформы стоял воз. Он сказал мне: «Когда там стоит воз, я боюсь, что я стану дразнить лошадей, они упадут и произведут ногами шум».
Я: «А как дразнят лошадей?»
Ганс: «Когда их ругают, тогда дразнят их, и когда им кричат но-но» Часто, когда кучера били и понукали лошадей, на него находил большой страх.

.
Я: «Ты дразнил уже лошадей?»
Ганс: «Да, уже часто. Я боюсь, что я это сделаю, но это не так».
Я: «В Гмундене ты уже дразнил лошадей?»
Ганс: «Нет».
Я: «Но ты охотно дразнишь лошадей?»
Ганс: «Да, очень охотно».
Я: «Тебе хотелось и стегнуть их кнутом?»
Ганс: «Да».
Я: «Тебе хотелось бы так бить лошадей, как мама бьет Анну. Ведь тебе это тоже приятно?»
Ганс: «Лошадям это не вредно, когда их бьют. (Я так ему говорил в свое время, чтобы умерить его страх перед битьем лошадей.) Я это однажды на самом деле сделал. У меня однажды был кнут, и я ударил лошадь, она упала и произвела ногами шум».
Я: «Когда?»
Ганс: «В Гмундене».
Я: «Настоящую лошадь? Запряженную в экипаж?»
Ганс: «Она была без экипажа».
Я: «Где же она была?»
Ганс: «Я ее держал, чтобы она не убежала». (Все это, конечно, весьма невероятно.)
Я: «Где это было?»
Ганс: «У источника».
Я: «Кто же тебе это позволил? Разве кучер ее там оставил?»
Ганс: «Ну, лошадь из конюшни».
Я: «Как же она пришла к источнику?»
Ганс: «Я ее привел».
Я: «Откуда? Из конюшни?»
Ганс: «Я ее вывел потому, что я хотел ее побить».
Я: «Разве в конюшне никого не было?»
Ганс: «О, да, Людвиг (кучер в Гмундене)».
Я: «Он тебе это позволил?»
Ганс: «Я с ним ласково поговорил, и он сказал, что я могу это сделать».
Я: «А что ты ему сказал?»
Ганс: «Можно ли мне взять лошадь, бить ее и кричать. А он сказал – да».
Я: «А ты ее много бил?»
Ганс: «Все, что я тебе тут рассказываю, совсем неверно».
Я: «А что же из этого верно?»
Ганс: «Ничего не верно. Я тебе все это рассказал только в шутку».
Я: «Ты ни разу не уводил лошадь из конюшни?»
Ганс: «О, нет!»
Я: «Но тебе этого хотелось?»
Ганс: «Конечно, хотелось. Я себе об этом думал».
Я: «В Гмундене?»
Ганс: «Нет, только здесь. Я себе уже об этом думал рано утром, когда я только что оделся;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38