Тут нам бы хотелось послушать психиатра,
но здесь-то он нас и подведет. Он вообще остановится только на одном-
единственном из наших вопросов. Он будет изучать историю семьи этой
женщины и, может быть, ответит нам: бредовые идеи бывают у таких
лиц, в семье которых неоднократно встречались подобные или другие
психические нарушения. Другими словами, если у этой женщины разви-
лась бредовая идея, то у нее было к этому наследственное предрасполо-
жение. Это, конечно, кое-что, но разве все, что мы хотим знать? Все, что
послужило причиной болезни? Следует ли нам довольствоваться предпо-
ложением, что если вместо какого-нибудь другого развился бред ревно-
сти, это не имеет значения, случайно и необъяснимо? И следует ли нам
понять положение, заявляющее о преобладании наследственного влияния,
и в отрицательном смысле: безразлично, какие переживания потрясли
эту душу, раз ей было предопределено когда-то заболеть помешательст-
вом? Вы захотите узнать, почему научная психиатрия не желает дать
нам никаких дальнейших объяснений. Но я вам отвечу: плут тот, кто
дает больше, чем имеет. Ведь психиатр как раз и не знает пути, ведуще-
го к дальнейшему пониманию такого случая. Он вынужден довольство-
ваться диагнозом и неуверенным прогнозом дальнейшего течения болез-
ни, несмотря на богатый опыт.
Но может ли психоанализ достичь в этом случае большего? Несомнен-
но; надеюсь показать вам, что даже в столь трудном случае он способен
открыть нечто такое, что дает возможность самого глубокого проникнове-
ния в суть дела. Во-первых, прошу обратить ваше внимание на ту незна-
чительную деталь, что пациентка прямо спровоцировала анонимное пись-
мо, на котором основана ее бредовая идея, высказав накануне
интриганке мысль, что для нее было бы величайшим несчастьем, если бы
ее муж имел любовную связь с молодой девушкой. Этим она навела слу-
Часть третья. Общая теория неврозов
Шестнадцатая лекция. Психоанализ и психиатрия
жанку на мысль послать ей анонимное письмо. Так что бредовая идея
приобретает известную независимость от анонимного письма; она уже до
него имелась у больной в форме опасения - или желания. Прибавьте к
этому еще то, что дали два часа анализа других незначительных наме-
ков. Правда, пациентка отнеслась очень отрицательно к требованию
после рассказа своей истории сообщить дальнейшие размышления, при-
ходящие ей в голову мысли и воспоминания. Она утверждала, что ей
ничего не приходит в голову, что она уже все сказала, и через два часа
попытка дальнейшей беседы с ней действительно вынуждена была пре-
кратиться, так как она заявила, что чувствует себя уже здоровой и уве-
рена, что болезненная идея больше не появится. Она сказала это, конеч-
но, только из сопротивления и страха перед продолжением анализа. Но за
эти два часа она все-таки обронила несколько замечаний, которые допу-
скают определенное толкование, даже делают его неизбежным, и это тол-
кование проливает яркий свет на происхождение ее бреда ревности. Она
сама была сильно влюблена в молодого человека, того самого зятя,
по настоянию которого обратилась ко мне как пациентка. Об этой влюб-
ленности она ничего не знала или, может быть, знала очень мало; при
существовавших родственных отношениях эта влюбленность могла лег-
ко маскироваться под безобидную нежность. При всем нашем опыте нам
нетрудно проникнуть в душевную жизнь этой 53-летней порядочной жен-
щины и хорошей матери. Такая влюбленность, как нечто чудовищное,
невозможное, не могла стать сознательной; однако она оставалась и как
бессознательная лежала тяжелым грузом. Что-то должно было с ней
произойти, какой-то выход должен был быть найден, и самое простое
облегчение предоставил механизм смещения, который так часто участву-
ет в возникновении бредовой ревности. Если не только она, старая жен-
щина, влюблена в молодого мужчину, но и ее старый муж поддерживает
любовную связь с молодой девушкой, то она освобождалась бы от упре-
ков совести из-за неверности. Фантазия о неверности мужа была, таким
образом, охлаждающим компрессом на ее жгучую рану. Ее собственная
любовь не осознавалась ею, но ее отражение, дававшее ей такие пре-
имущества, навязчиво осознавалось в виде бреда. Все доводы против
него, разумеется, не достигали цели, потому что направлялись лишь
против отражения, а не против первоначального образа, которому оно
было обязано своей силой и который неприкосновенно оставался скры-
тым в бессознательном.
А теперь сопоставим, что нам дал для понимания этого случая болез-
ни короткий, но затрудненный психоанализ. Разумеется, при условии,
что наши сведения получены правильно, чего я с вами не могу здесь
обсуждать. Во-первых, бредовая идея не является больше чем-то бес-
смысленным или непонятным, она осмысленна, хорошо мотивирована,
связана с аффективным переживанием больной. Во-вторых, она представ-
ляет собой необходимую реакцию на бессознательный душевный процесс,
угадываемый по другим признакам, и обязана своим бредовым характе-
ром именно этому отношению, его устойчивости перед натиском логики
и реальности. Она сама есть что-то желанное, своего рода утешение.
В-третьих, переживанием, независимо от заболевания, недвусмысленно
определяется появление именно бредовой идеи ревности, а не какой-ни-
будь другой. Вы ведь помните, что она накануне высказала интриганке
мысль, что для нее было бы самым ужасным, если бы ее муж оказался
неверным ей. Не оставляйте без внимания также обе аналогии с проана-
лизированным нами симптоматическим действием, имеющие важное зна-
чение для объяснения смысла или намерения и определения отношения к
имеющемуся в этой ситуации бессознательному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13