Без сомненья, этот человек – знаток.
– Сударь, – отвечает Себастьен Цорн от имени своих товарищей, – мы очень тронуты вашей любезностью… Если второй наш номер терзал ваш слух, то дело в том…
– Сударь, – отвечает неизвестный, прерывая объяснение, которое угрожало затянуться, – я никогда не слышал, чтобы фальшивили с таким совершенством. Но я понял, почему вы так поступили. Вам нужно было разбудить добрых обитателей Фрескаля, которые, кстати сказать, уже опять заснули. И потому, господа, разрешите мне предложить вам то, чего вы добивались от них с помощью таких отчаянных средств…
– Гостеприимство?.. – спрашивает Фрасколен.
– Да, гостеприимство, и притом такое, какого даже в Шотландии не встретить. Если не ошибаюсь, передо мною Концертный квартет, чья слава гремит по всей нашей прекрасной Америке, щедрой на изъявления восторга.
– Сударь, – счел своим долгом сказать Фрасколен, – уверяю вас, мы польщены… А… это гостеприимство, – где мы можем найти его… с вашей помощью?..
– В двух милях отсюда.
– В другой деревне?
– Нет… в городе.
– Большом городе?
– Безусловно.
– Позвольте, – вмешивается Пэншина, – нам же сказали, что до Сан-Диего нет ни одного города…
– Это ошибка… мне непонятная.
– Ошибка? – повторяет Фрасколен.
– Да, господа, и если вы отправитесь вместе со мной, я обещаю вам прием, достойный таких артистов, как вы.
– Я думаю, мы примем это предложение… – говорит Ивернес.
– Разделяю твое мнение, – присоединяется Пэншина.
– Постойте, постойте! – восклицает Себастьен Цорн. – Дайте высказаться руководителю ансамбля!
– Что изволите сказать?.. – спрашивает американец.
– Нас ожидают в Сан-Диего, – отвечает Фрасколен.
– В Сан-Диего, – добавляет виолончелист, – куда мы приглашены на несколько музыкальных утренников. Первый из них должен состояться послезавтра в воскресенье…
– А! – отвечает неизвестный тоном, в котором сквозит изрядная досада. – Но это несущественно, господа, – продолжает он, – за один день вы сможете осмотреть город, который того стоит, и я обязуюсь доставить вас на ближайшую станцию так, чтобы в воскресенье вы были в Сан-Диего.
Что и говорить, предложение соблазнительное и сделано как раз кстати. Квартет теперь может рассчитывать на хорошую комнату в хорошем отеле, не говоря уже о внимании, которое гарантирует им любезный незнакомец.
– Вы согласны, господа?..
– Согласны, – отвечает Себастьен Цорн, ибо голод и усталость располагают отнестись к подобному приглашению благосклонно.
– Тогда решено, – говорит американец, – отправимся сейчас же, и за двадцать минут мы доедем. Я уверен, что в конце концов вы меня поблагодарите!
А между тем обитатели поселка, выказав приветственными криками свое одобрение кошачьему концерту, снова позакрывали окна. Свет повсюду погас, и поселок Фрескаль опять погрузился в глубокий сон.
Четверо артистов вслед за американцем подходят к его экипажу, укладывают свои инструменты и размещаются на заднем сидении, а на переднее рядом с механиком усаживается их любезный проводник. Механик нажимает на какой-то рычаг, электрические аккумуляторы начинают работать, экипаж трогается с места, и вот они уже мчатся в западном направлении.
Еще через четверть часа впереди появляется широкое светлое зарево, похожее на сияние ослепительно ярких лунных лучей. Это город, о существовании которого наши парижане даже не подозревали.
Экипаж останавливается, и Фрасколен говорит:
– Наконец-то мы на побережье.
– Нет… это не побережье, – отвечает американец, – тут нам придется переправиться через проток…
– А на чем?.. – спрашивает Пэншина.
– На пароме, где установят наш экипаж.
Действительно, тут же стоит один из механических паромов, которые так распространены в Соединенных Штатах, и на него принимают экипаж вместе с пассажирами. По-видимому, паром движется посредством электричества, ибо дыма не видно; минуты через две паром уже пересек неширокое водное пространство и причалил к пристани в глубине какого-то большого порта.
Экипаж продолжает свой бег по дорогам, обсаженным деревьями, и попадает в парк, над которым высоко подвешенные фонари изливают яркий свет.
В решетке парка открываются ворота, ведущие на широкую и длинную улицу, вымощенную гулкими плитами. Через пять минут артисты выходят у подъезда комфортабельного отеля, где по одному слову американца их встречают с многообещающей предупредительностью. Их ведут к роскошно сервированному столу, и, как и следовало ожидать, они ужинают с большим аппетитом. После ужина метрдотель приводит их в просторную комнату, освещенную электрическими лампами белого накала, которые благодаря специально приспособленным выключателям можно превратить в чуть светящие ночники. И, отложив на завтра заботу о разъяснении всех этих чудес, они, наконец, засыпают в четырех кроватях, поставленных в четырех углах комнаты, и вскоре начинают похрапывать с такой же удивительной сыгранностью, какой вообще славится этот Концертным квартет.

3. СЛОВООХОТЛИВЫЙ ЧИЧЕРОНЕ

Наутро, уже в семь часов, в их общей комнате раздаются сперва громкие звуки, отлично подражающие утренней зоре горниста, играющего побудку в казарме, а затем команда, которую играет Пэншина:
– Живо!.. Гоп!.. На ноги!.. Раз-два!
Ивернес, самый ленивый из членов квартета, предпочел бы вылезти из-под теплых одеял только в три или даже в четыре счета. Но ему приходится последовать примеру товарищей и из горизонтального положения перейти в вертикальное.
– Нам нельзя терять ни минуты… ни единой! – заявляет «Его высочество».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19