— Вы идете осматривать город, господин Клодиус? — спрашивает первый комик, делая рукою округленный жест, который должен означать обширную территорию Самарканда.
— Да, господин Катерна; вы угадали.
— Если вы и майор Нольтиц будете так любезны, я хотел бы к вам присоединиться…
— Пожалуйста!
— Конечно, вместе с мадам Катерна, без нее я ни на шаг…
— Это сделает нашу экскурсию еще более приятной, — отвечает майор, любезно поклонившись артистке.
Я же прибавляю:
— А чтобы не устать и выиграть время, мои дорогие друзья, я предлагаю нанять арбу.
— Арбу? — восклицает господин Катерна, балансируя с боку на бок. — А что такое арба?
— Местный экипаж!
— Тогда пусть будет арба! — соглашается артист.
Мы усаживаемся в один из этих ящиков на колесах, которые стоят перед вокзалом, сулим «ямщику» — то есть кучеру — хорошие чаевые, он обещает не пожалеть своих «голубчиков». И вот пара маленьких лошадок быстро мчит нас по улицам Самарканда.
По левую руку остается расположенный веером русский город, дом губернатора, окруженный красивым садом, городской парк с тенистыми аллеями, обширная усадьба начальника округа, захватывающая даже часть старого города.
Арба проезжает мимо крепости, на которую майор обращает наше внимание. Там, неподалеку от бывшего дворца эмира бухарского, находятся могилы русских солдат, павших при атаке в 1868 году.
Отсюда, по узкой и прямой улице, наша арба въезжает на площадь Регистан, «которую не следует смешивать с площадью того же названия в Бухаре», как наивно сказано в моей брошюрке.
Площадь Регистан — красивый четырехугольник, правда, немного попорченный тем, что русские вымостили его и украсили фонарями. Но это, безусловно, понравится Фульку Эфринелю, если он соблаговолит осмотреть Самарканд. По трем сторонам площади возвышаются хорошо сохранившиеся развалины трех «медресе», где «муллы» давали детям религиозное образование. В Самарканде насчитывается семнадцать медресе и восемьдесят пять мечетей. Здания медресе очень похожи одно на другое. В центре — галерея, ведущая во внутренние дворы; стены сложены из кирпича, покрытого светло-желтой и нежно-голубой глазурью: повсюду арабески — причудливые золотые линии на бирюзовом фоне, — кстати, этот цвет преобладает. Склонившиеся минареты, кажется, вот-вот упадут, но никогда не падают, к счастью для их эмалевой облицовки, намного превосходящей, по мнению бесстрашной путешественницы госпожи Уйфальви-Бурдон, даже лучшие сорта наших эмалей. А ведь дело тут идет не о какой-нибудь вазе, которую ставят на камин или цоколь, а о минаретах внушительной высоты!
Эти чудеса строительного искусства сохранились в том же нетронутом виде, какой они имели при Марко Поло, венецианском путешественнике ХIII века, посетившем Самарканд.
— Ну как, господин Бомбарнак? — спрашивает майор. — Нравится вам площадь Регистан?
— Она великолепна! — восклицаю я.
— Да, — вставляет свою реплику комик, — она вполне могла бы послужить чудесной декорацией для балета. Не правда ли, Каролина? Посмотри на эту мечеть возле сада и на ту, рядом с дворцом.
— Ты прав, Адольф, — говорит артистка, — но для большего эффекта я бы выпрямила эти башни, а посредине устроила светящиеся фонтаны…
— Блестящая мысль, Каролина! Послушайте, господин Бомбарнак, а не смогли бы вы написать для нас драму с феерией в третьем акте, которая происходила бы на фоне такой декорации? Что же касается названия…
— То так и напрашивается «Тамерлан», — отвечаю я.
Но комик встретил мое предложение без восторга. Я догадываюсь, что фигура завоевателя Азии кажется ему недостаточно современной, не в духе «Конца века» note 66. Наклонившись к жене, господин Катерна поспешно добавляет:
— Я видел площадь и покрасивее этой в феерии «Дочь ночи», в театре Порт-Сен-Мартен note 67.
— А я в Шатле, в «Михаиле Строгове» note 68, — вторит ему жена.
Спорить с ними бесполезно. Ведь они смотрят на все сквозь призму театральных декораций, предпочитая колеблющийся холст волнам океана, нарисованное небо настоящему, искусственные деревья — чаще лесов. Декорации Камбона, Рюбэ или Жамбона не могут сравниться для них ни с каким естественным пейзажем. Словом, искусство они ставят выше природы, и было бы бесполезно пытаться их переубедить.
Так как речь зашла о Тамерлане, я спрашиваю майора Нольтица, не посмотреть ли нам гробницу этого знаменитого правителя. Майор отвечает мне, что мы увидим ее на обратном пути.
Мы подъезжаем к главному самаркандскому базару. Арба останавливается у одного из входов в огромное круглое здание, предварительно повозив нас по извилистым улицам старого города, где почти сплошь одноэтажные дома без всяких признаков комфорта.
Вот он, базар. Повсюду нагромождены шерстяные ткани, яркие плюшевые ковры, красивые узорчатые шали, и все это разбросано вперемежку по прилавкам ларьков. Покупатели и продавцы отчаянно торгуются из-за всякого пустяка. Среди шелков выделяется материя под названием «канаус», которая, кажется, в чести у самаркандских модниц. Но ни качеством своим, ни блеском она не выдерживает сравнения с продукцией лионских фабрик.
Однако в глазах госпожи Катерна появилось такое вожделение, словно она стояла у прилавков «Бон Марше» или «Лувра» note 69.
— Вот бы мне костюм из такой материи! Какой бы это произвело эффект в «Великой герцогине»!
— А вот туфли, которые в самый раз подошли бы для роли Али Бажу в «Каиде»! — восклицает господин Катерна.
И пока жена покупает несколько аршин канауса, муж становится обладателем пары зеленых туфель без задников, какие узбеки надевают перед тем, как переступить порог мечети.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72