А вот базары с тысячами разнообразных товаров из Персии, Китая, Турции, Сибири, Монголии. Какое изобилие тканей, привезенных из Тегерана, Шираза, Кандагара и Кабула! Чудесные по выработке и по сочетанию красок ковры, яркие шелка, которым, однако… далеко до лионских.
Соблазнюсь ли я?.. Ни за что! Путешествовать от Каспийского моря до Поднебесной Империи, увешанным пакетами, — нет уж, увольте! Легкий чемоданчик в руке и дорожный мешок за плечами — этого вполне достаточно. А белье и всякие мелочи я добуду в пути, как делают всегда англичане.
А теперь остановимся перед знаменитыми тифлисскими банями, где используют воду горячих источников, достигающую шестидесяти градусов по Цельсию. Там применяются усовершенствованные способы массажа, гимнастические упражнения для выпрямления позвоночника и вправления костей. Мне вспомнилось, как красочно описывал тифлисские бани наш великий Дюма, чьи путешествия никогда не обходились без приключений. Он просто выдумывал их по мере надобности, этот гениальный предшественник современного репортажа — репортажа «на всех парах» note 5. Но мне-то некогда подвергать себя массажу, вправлению костей и выпрямлению позвоночника!
А вот и «Hotel de France»! note 6 И где только не встретишь гостиниц с подобным названием! Я вхожу и заказываю себе завтрак — завтрак по-грузински с кахетинским вином, от которого будто бы не хмелеют, если его не нюхать. Но это довольно затруднительно, так как подают его в сосуде с широким горлом, куда нос попадает раньше губ. Говорят, это любимый сорт вина уроженцев Закавказья. Что касается русских, то они люди воздержанные и довольствуются крепким чаем, впрочем, не без некоторого прибавления «водки», этой московской «воды жизни» note 7.
Как француз, и даже гасконец, я довольствуюсь тем, что выпиваю бутылку кахетинского, как мы пивали наш шато-лафит в те благословенные времена, когда солнце способствовало его изготовлению на склонах Польяка. И в самом деле, терпким кавказским вином очень приятно запивать вареную курицу с рисом, отчего это блюдо, называемое «пилавом», приобретает особый вкус.
С завтраком покончено. А теперь смешаемся с шестьюдесятью тысячами разноплеменных жителей грузинской столицы и углубимся в лабиринт ее узких извилистых улиц.
Выхожу на посыпанную песком площадь, где лежат сотни верблюдов, вытянув голову и подогнув передние ноги. А раньше их было видимо-невидимо. Но с тех пор, как построили Закаспийскую железную дорогу, число этих горбатых носильщиков заметно поубавилось. Разве могут простые вьючные животные выдержать конкуренцию с багажными и товарными вагонами!
Спускаюсь по улицам и выхожу к набережной Куры, русло которой делит город на две неравные части. С обеих сторон громоздятся дома, лепятся друг на друга, возвышаются один над другим. Вдоль берегов расположены торговые кварталы. Везде царит оживление, торговцы разносят вино в мехах, надутых, как воздушные шары, и воду в бурдюках из буйволовой кожи, к которым приделана кишка, напоминающая слоновий хобот.
Бреду дальше. Errare humanum est note 8, как обычно говорят ученики коллежей из Бордо, слоняясь по набережным Жиронды.
— Сударь, — обращается ко мне какой-то невзрачный, но с виду очень добродушный еврей, указывая на соседний дом, на мой взгляд, самый заурядный, — вы иностранец?
— Несомненно.
— Тогда остановитесь на минутку и полюбуйтесь этим домом.
— А чем тут любоваться?
— Как же, здесь жил знаменитый тенор Сатар, тот самый, что брал грудное контра-фа… А сколько ему платили за это!
Пожелав достойному патриарху взять контра-соль и получить за это больше, я стал подниматься на гору над правым берегом Куры, чтобы полюбоваться открывающейся оттуда панорамой.
Достигаю вершины, останавливаюсь на маленькой площадке и под мелодичные звуки стихов Саади, этого чудесного персидского поэта, которые с пафосом читает какой-то бродячий актер, начинаю обозревать закавказскую столицу. То же самое я собираюсь повторить через две недели в Пекине, а пока в ожидании пагод и ямыней Поднебесной Империи, осматриваю то, что открывает взору Тифлис: крепостные стены, колокольни храмов, принадлежащих разным исповеданиям, архиерейский собор с двойным крестом на куполе, дома русской, персидской или армянской архитектуры; вместо крыш все больше террасы, почти нет фасадов, украшенных орнаментом, но зато везде крытые веранды и балконы, прикрепленные к стенам всех этажей; выделяются две резко разграниченные полосы зданий: нижняя, в старом грузинском стиле, и верхняя, более современная, пересеченная длинным бульваром, усаженным красивыми деревьями, среди которых вырисовывается дворец генерал-губернатора — князя Барятинского… В общем получается впечатление неправильного, капризного, полного неожиданностей рельефа, какого-то чуда неровности, обрамленного на горизонте величественной горной грядой.
Но скоро уже пять часов. Пора прервать этот поток описательных фраз. Спускаясь в город, спешу на вокзал.
На вокзале столпотворение: армяне, грузины, мингрелы, татары, курды, евреи, русские с берегов Каспийского моря. Одни берут билеты до Баку, другие — до промежуточных станций.
На этот раз ко мне трудно придраться. Ни чиновник, похожий на жандарма, ни даже сами жандармы не смогли бы воспрепятствовать моему отъезду.
Я получаю билет в вагоне первого класса до Баку, выхожу на платформу и направляюсь прямо к поезду. Следуя своей привычке, устраиваюсь в уголке довольно комфортабельного купе. За мной входят еще несколько пассажиров, а вся пестрая разноязычная толпа заполняет вагоны второго и третьего класса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72