.. — прошептала больная, пытаясь улыбнуться.
— Да… уже… и, когда доктор вернется, он, наверно, скажет что ты можешь встать!
— Но ты должна сознаться, Джовита, что мне, правда, очень не везет!
— Не везет? .. Тебе? !
— Да, мне… И судьба очень ошиблась, не выбрав тебя на мое место! Завтра ты была бы уже в Аудиториуме… и могла бы в тот же день выехать…
— Чтобы я уехала, оставив тебя в таком состоянии? .. Никогда!
— Я сумела бы тебя заставить!
— К тому же не в этом дело, — ответила Джовита Фолей, — не я пятая участница партии, не я будущая наследница покойного Гиппербона… это все ты! Обдумай все хорошенько, моя дорогая! .. Ведь ничего не будет потеряно, если наш отъезд отложится на сорок восемь часов… У нас еще останется целых тринадцать дней на путешествие, а в тринадцать дней можно проехать от одного конца Соединенных штатов до другого!
Лисси Вэг не хотелось ответить, что ее болезнь могла продлиться неделю и больше — кто знает, может быть, даже больше двух недель, — и она удовольствовалась только тем, что сказала:
— Обещаю тебе, Джовита, выздороветь как можно скорее.
— Я большего и не прошу! А сейчас довольно болтать, не утомляй себя, постарайся немного заснуть… а я посижу здесь, около тебя…
— Ты кончишь тем, что сама заболеешь…
— Я? .. Будь спокойна… И к тому же у нас очень хорошие соседи, которые меня всегда заменили бы, в случае надобности… Спи спокойно, моя Лисси!
Пожав руку своей подруги, Лисси отвернулась и тотчас уснула.
Но беспокоило и раздражало Джовиту Фолей то, что после полудня на улице перед их домом началось необычайное для этого квартала оживление. Уличный шум был так велик, что мог бы разбудить Лисси Вэг, спавшую на девятом этаже дома. По тротуарам взад и вперед шагали любопытные. Деловые с виду люди останавливались перед домом № 19 и о чем-то друг у друга осведомлялись. Одна за другой подъезжали кареты и после небольшой остановки мчались дальше, к городским кварталам.
— Как-то она сейчас? — спрашивали одни.
— Ей хуже, — отвечали другие.
— Говорят, тяжелая форма лихорадки.
— Нет, тиф…
— Ах, бедная барышня! .. Некоторым людям, правда, не везет!
— Но ведь она — одна из «семи» матча Гиппербона.
— Нечего сказать, большое преимущество, если им нельзя воспользоваться!
— Если бы даже Лисси Вэг и была в состоянии сесть в поезд, разве она могла бы перенести все трудности, связанные со столькими лереездами?
— Прекрасно сможет… если партия закончится всего в несколько ходов… Это вполне возможно!
— А если она продлится еще месяц?
— Никогда нельзя полагаться на случай… И тысяча подобных же замечаний.
Само собой разумеется, что многие любопытные, быть может держатели пари, и, без сомнения, многие репортеры явились в этот день на квартиру к Джовите Фолей. Но, несмотря на настойчивые требования принять их, она отказала всем. Отсюда целый ряд противоречивых известий, или преувеличенных, или с начала до конца фальшивых, о болезни Лисси Вэг, известий, которые очень быстро распространились по городу. Но Джовита Фолей не сдавалась и ограничивалась тем, что, подходя к окну, проклинала все усиливавшийся уличный гул. Она сделала исключение только для одной из служащих дома Маршалл фильд, которой дала самые успокоительные сведения: «Катар горла… легкая простуда… »
Около пяти часов вечера, когда уличный шум опять усилился, она высунулась из окна и среди одной группы людей, очевидно очень взволнованных, узнала… кого? Годжа Уррикана! Ему сопутствовал человек лет сорока, по виду матрос, широкоплечий, сильный, подвижной, жестикулировавший не переставая. Казалось, он был еще более бешеного темперамента, чем страшный командор.
Разумеется, не из участия к молоденькой партнерше Годж Уррикан явился в этот день на Шеридан-Стрит и стоял под ее окнами, с которых не сводил глаз. И это в то время, как его компаньон, что прекрасно видела Джовита Фолей, демонстративно грозил кому-то кулаком с видом человека, который не в силах долее сдерживаться.
И когда в окружавшей его толпе разнеслось известие, что болезнь Лисси Вэг не представляла ничего серьезного:
— Какой болван это сказал? — проревел он.
Тот, кто принес это известие, разумеется, не пожелал себя назвать, боясь неприятных последствий.
— Плохо… ей очень плохо! .. — объявил командор Уррикан.
— Все хуже и хуже, — добавил его компаньон, — и если кто-нибудь попробует утверждать противное…
— Послушай, Тюрк, держи себя в руках!
— Чтобы я держал себя в руках? ! — заревел Тюрк, ворочая глазами, как разъяренный тигр. — Это легко вам, мой командор, который, как известно, самый терпеливый из людей! Но мне… слушать подобного рода разговоры! .. Это выводит меня из себя… А когда я вне себя…
— Хорошо… А теперь довольно! — приказал Годж Уррикан, дергая за руку своего компаньона с такой силой, точно хотел ее оторвать.
После этих нескольких фраз можно было прийти к заключению, — многие сочли бы это невероятным, — что на свете существовал человек, по сравнению с которым командор Годж Уррикан казался ангелом кротости.
Во всяком случае, если оба эти субъекта явились сюда, то только в надежде получить плохие известия и удостовериться в том, что в матче Гиппербона будут участвовать всего только шесть партнеров.
Так именно думала Джовита Фолей, с трудом удерживаясь, чтобы не выйти на улицу. Ей хотелось поступить с этими двумя субъектами так, как они того заслуживали, рискуя быть растерзанной этим страшным зверем в человеческом образе.
Короче говоря, в результате всех этих обстоятельств все газеты, появившиеся около шести часов вечера, оказались переполненными самыми странными противоречиями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137