Не было, конечно, ничего удивительного в том, что туда поспешили командор Уррикан, Том Крабб с Джоном Мильнером, Герман Титбюри с миссис Титбюри и Гарри Кембэл. Появление же Макса Реаля, Лисси Вэг и Джовиты Фолей объясняется тем, что эта последняя так энергично настаивала, что пришлось ей подчиниться. Все партнеры находились, таким образом, перед мавзолеем, охраняемым тройным рядом солдат милиции штата.
Наконец колокол замолк, и двери мавзолея широко раскрылись.
Внутренний холл сверкал ослепительным светом электрических ламп и люстр. Окруженный зажжеными канделябрами, стоял великолепный катафалк, точь-в-точь такой, какой он был три с половиной месяца назад, когда эти двери закрылись по окончании погребального обряда с участием всего города.
Члены Клуба Чудаков с председателем во главе проникли в холл.
Нотариус Торнброк, в черном фраке и белом галстуке и, как всегда, в очках в алюминиевой оправе, вошел после них. За ним прошли шесть партнеров и те из находившихся на кладбище, кто только мог поместиться в холле мавзолея.
Глубокое молчание как внутри, так и вне здания свидетельствовало об охватившем всех волнении. Джовита Фолей была взволнована не менее других. Все смутно чувствовали, что загадка, отгадать которую тщетно старались после тиража 24-го числа, будет наконец разгадана и что для этого достаточно будет одного только слова и словом этим будет имя победителя матча Гиппербона.
Было тридцать три минуты двенадцатого, когда в глубине холла послышался какой-то шум. Этот шум исходил из катафалка, с которого погребальный покров соскользнул на пол, точно сдернутый чьей-то невидимой рукой. И тогда — о, чудо! — в то время как Лисси Вэг прижималась к плечу Макса Реаля, крышка гроба медленно приподнялась и лежавшее в нем тело привстало… А в следующую минуту все присутствующие увидели перед собой не мертвеца — нет, но человека живого, вполне живого, и человек этот был не кто иной, как покойный Вильям Гиппербон!
— Великий боже! — воскликнула Джовита Фолей сдавленным от волнения голосом, но слова эти среди гула изумления, стоявшего в холле, были услышаны только Максом Реалем и Лисси Вэг.
И, протянув руки, она прибавила:
— Да ведь это почтенный мистер Гемфри Уэлдон!
Да, почтенный Гемфри Уэлдон, но не такой пожилой, каким он был, когда навещал Лисси Вэг. И этот джентльмен и Вильям Гиппербон были одно и то же лицо…
Вот переданный в нескольких словах рассказ, который был напечатан в газетах всего света и объяснил то, что казалось необъяснимым в этом изумительном приключении.
1 апреля в особняке на Мохаук-стрит во время партии в благородную игру «гусек» Вильям Гиппербон внезапно потерял сознание от кровоизлияния в мозг. Принесенный в свой дом на Салль-сгрит, он умер спустя несколько минут, или, правильнее сказать, о его смерти объявили явившиеся к нему доктора. Но, несмотря на этот приговор докторов, несмотря на знаменитые лучи профессора Фредерика Элбинга, который подтвердил сделанное врачами заключение, Вильям Гиппербон не умер. Он находился в состоянии каталепсии, но со всеми внешними признаками умершего человека. Действительно, он был счастлив, что в своем завещании не выразил желания быть после смерти набальзамированным, так как, без всякого сомнения, после такой операции он в живых не остался бы. Но ведь ему так всегда везло! Как всем известно, похороны были очень торжественные, а затем 3 апреля двери его мавзолея закрылись и самый почтенный из членов Клуба Чудаков остался лежать в своей гробнице.
И вот вечером 3 апреля кладбищенский сторож, гасивший в это время в холле мавзолея последние лампы и свечи, услышал какой-то шорох внутри катафалка. Оттуда вырывались слабые стоны, сдавленный голос кого-то звал… Но сторож не потерял головы. Он побежал за своими инструментами, приподнял крышку гроба, и первыми словами, произнесенными Вильямом Гиппербоном, проснувшимся от своего летаргического сна, были:
— Никому ни слова, и богатство тебе обеспечено!
Потом он прибавил с присутствием духа, необыкновенным у человека, возвратившегося из такой дали:
— Ты один будешь знать, что я жив… Ты и еще мой нотариус Торнброк, к которому ты сейчас же пойдешь и позовешь его сюда…
Сторож, не говоря ни слова, выскочил их холла и побежал как только мог быстро к нотариусу. И каково же было изумление — о, самое приятное, разумеется! — нотариуса Торнброка, когда через какие-нибудь полчаса он очутился в обществе своего клиента, такого же здоровяка, каким он привык всегда его видеть! И вот к каким соображениям пришел Вильям Гиппербон после своего воскресения и на каком решении, неудивительном для такого человека, он остановился.
Так как в своем завещании он дал подробные указания, касающиеся организованной им знаменитой партии, которая должна была вызвать столько волнений, разочарований и неожиданностей, то он желал, чтобы в этой партии участвовали те партнеры, которые были уже выбраны по жребию, и, с своей стороны, готов был нести за это всю ответственность.
— В таком случае, — возразил нотариус Торнброк, — вы же совершенно разоритесь, так как один из шести несомненно выиграет и получит все ваше состояние. Но дело в том, что раз вы не умерли, с чем я вас самым искренним образом поздравляю, то ваше завещание теряет силу и все его параграфы сводятся к нулю. А потому, для чего хотеть, чтобы эта партия состоялась?
— Потому что я тоже приму в ней участие.
— Вы?
— Да.
— Но каким образом?
— Я прибавлю приписку к моему завещанию и введу в партию седьмого партнера, который будет Вильямом Гиппербоном, под инициалами X.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137