А над берегом ощетинился лес каменных пик, обелисков и пирамид. Весь массив казался гигантским сростком минерала с тысячефутовыми кристаллами.
Но не это было самым удивительным в этом исполинском массиве. Больше всего поражало участников экспедиции то, что он казался совершенно «новым». Грани его не утратили ни своей первоначальной чистоты, ни присущего им цвета, ни строгости линий, словно породы еще не коснулось разрушительное влияние меняющихся атмосферных условий. Его очертания вырисовывались на небе с несравненной четкостью. Склоны этой громады были гладко отполированы и сверкали, словно только что вышли из формы литейщика. Их металлический блеск, пронизанный золотистыми искорками, напоминал блеск пирита. И напрашивался вопрос: не состоит ли этот массив, который плутонические силы подняли над поверхностью воды, сплошь из одного металла, родственного металлической пыли, извлеченной со дна моря?
Еще одно замечание, подкрепляющее все вышесказанное: обычно даже самые бесплодные скалистые массивы в любом месте земного шара изборождены сетью ручейков, возникших из выпадающих на земную поверхность осадков, — эти ручейки текут, прихотливо извиваясь, в зависимости от направления склонов. Кроме того, нет на Земле таких безотрадных берегов, где бы не росли хоть какие-нибудь скудные растения, не пустили корни какие-нибудь неприхотливые кустарники. А здесь ничего, ни одной, даже тоненькой струйки воды, никакой, даже самой чахлой зелени. Вот почему эту суровую местность не оживляло пение птиц. Здесь не было ни движения, ни растительной, ни животной жизни.
Экипаж «Добрыни» понимал, отчего на шкуну со всех сторон слетелись стаи морских птиц — альбатросы, чайки, нырки, голуби. Разогнать пернатых не удавалось даже выстрелами; они сидели на реях днем и ночью. Стоило бросить на палубу остатки еды, и птицы с жадностью налетали на них, затевая ожесточенную драку из-за каждой крошки. По тому, как они изголодались, легко было догадаться, что в этой местности им негде раздобыть себе пищу, тем более на этом побережье, лишенном всякой растительности и воды.
Такова была та странная земля, вдоль которой уже несколько дней шел «Добрыня». Иногда контуры берега менялись, и на много километров тянулась одна грань, прямая и гладкая, точно ее тщательно отшлифовали. Затем снова вставала, непроходимая чаща огромных зубцов. Но нигде у подошвы утесов не было ни песчаной отмели или гравия, ни подводных камней, которыми обычно усеяно прибрежное дно. Изредка то там, то тут попадались узкие бухты, но не было видно ни одного источника, где корабль мог бы запастись пресной водой. На своем пути экспедиция встречала только открытые рейды, доступные для всех ветров.
Пройдя около четырехсот километров, «Добрыня» в конце концов остановился перед крутым поворотом береговой линии. Лейтенант Прокофьев, каждый час наносивший на карту контуры нового материка, отметил, что берег здесь тянется с юга на север. Неужели в этом месте, чуть ли не на двенадцатом меридиане, Средиземное море замкнулось? Простирается ли этот барьер до Италии и Сицилии? В скором времени это станет известно, и, если так, значит огромное море, омывавшее берега Европы, Азии и Африки, уменьшилось наполовину.
Экспедиция стремилась обследовать все точки новой береговой полосы, поэтому шкуна повернула на север, взяв курс прямо на Европу. В нескольких стах километрах пути лежала Мальта, и путешественники надеялись скоро увидеть ее, если только катастрофа пощадила древний остров, которым поочередно владели финикияне, карфагеняне, сицилийцы, римляне, вандалы, греки, арабы и орден мальтийских рыцарей.
Но от Мальты ничего не осталось; 14 февраля лот доставил на поверхность все ту же металлическую пыль неизвестного происхождения, покоившуюся на дне Средиземноморского бассейна.
— Стихийное бедствие захватило не только африканский материк, — заметил граф Тимашев.
— Да, — ответил лейтенант Прокофьев, — и мы не можем даже установить границы этих ужасных разрушений! А теперь я хотел бы знать, каковы твои намерения, отец? К каким берегам Европы направится «Добрыня»?
— К Сицилии, Италии и Франции, — воскликнул капитан Сервадак, — туда, где мы сможем, наконец, узнать…
— Что на борту «Добрыни» плывут последние люди на Земле, — с горечью сказал граф.
Капитан Сервадак промолчал, так как и сам разделял печальные предчувствия графа. Тем не менее шкуна изменила курс и миновала ту точку, где пересекались параллель и меридиан исчезнувшего острова Мальты.
Берег по-прежнему тянулся с юга на север, заградив проход в залив Сидра
— в древности Большой Сирт, который простирался некогда до Египта. Теперь стало ясно, что морской путь в Грецию и в порты Оттоманской империи закрыт даже у северных берегов нового материка. Следовательно, отрезан путь и к южным границам России через Греческий архипелаг, Дарданеллы, Мраморное море, Босфор и Черное море.
Итак, перед шкуной была одна дорога — на запад, чтобы добраться до северной части Средиземного моря, если это вообще было осуществимо.
Шкуна попыталась идти новым курсом 16 февраля. Но ветер и бурные волны дружно преграждали ей путь, словно стихии вступили в заговор против нее. В море бушевал шторм, и судну водоизмещением лишь в двести тонн приходилось нелегко. Положение стало особенно опасным, так как ветер относил «Добрыню» к берегу.
Лейтенант Прокофьев был в большой тревоге. Он убрал паруса и опустил стеньги, но тогда шкуна, приводимая в движение только машиной, не могла бороться со штормом. Огромные волны поднимали шкуну на сто футов и с этой высоты бросали ее в разверстую бездну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120