Слаб разумом Хасан.
Уже давно сообщили из Самарканда, что Хасан Керимов на улице Улугбека, восемь, не проживает, уже давно признан фальшивым паспорт лазутчика, но только вчера он отказался от очередной своей легенды. Было одиннадцать вечера; Ахметели прогуливался с друзьями на горе, в парке. К нему примчался нарочный. Арестованный желает дать показания. Он скажет все.
Он начал с того, что молитвенно поднял руки к потолку. Да простит аллах! Да, он, Хасан Мевлюд-оглы, пришел из Турции. Там он клялся на Коране не открывать правды неверным. Он нарушает клятву, его вынуждают…
Ни для Ахметели, ни для Нащокина, наблюдавшего сцену, это не было новостью. Экспертиза уже подтвердила: все вещи лазутчика — его резиновые чувяки, штаны, куртка грубого сукна, ладанка с изречениями из Корана — сделаны в Турции. Кто еще перешел границу вместе с задержанным? Тут он снова призвал аллаха — теперь в свидетели. Один! Зачем ему спутники! Ведь он решил помолиться на могилах родственников. Правда, Узундаг заброшен, но надгробные камни на кладбище наверняка стоят. Откуда фальшивый паспорт? О, это ему дал Азиз-бей. Кто он такой? Жандармский офицер в Карашехире, толстый, вечно перебирает четки и думает этим заслужить милость аллаха. Но аллах посмеялся над ним и посадил ему на голову шишку. Его так и прозвали в городе — «Шишка»…
Верно, Азиз-бей дал еще и поручение. Очень важное. Аллах свидетель! Хасану велели пройти по тропе Селим-хана и доложить, в каком она состоянии. Вот и все. Ничего более сложного он, Хасан, по слабости ума, и не сумел бы выполнить.
Словом, лазутчик выложил новую легенду, очевидно, не последнюю. Немало надо будет потратить сил и терпения, чтобы установить цели шпиона и его личность. Он еще долго будет твердить, что пришел из Турции один, что шпионское снаряжение, и оружие, найденные в лесу, не имеют к нему никакого отношения.
— Полюбуйся, генацвале.
Майор протянул Нащокину пачку снимков. Камыши, понурая фигура нарушителя, пограничники. И вот находки.
Два тринадцатизарядных пистолета — бельгийские браунинги. Нащокин вспомнил, как люди цепью двигались по маршрутам преследования, ощупывали мох, шарили в кустах, в чаще ельника, разгребали болотный ил. Один пистолет был брошен в ил, другой лежал в лесу, в буреломе. Труднее было отыскать пустые гильзы, сплющенную пулю. Боеприпасы к тем самым браунингам, как доказали потом эксперты. Да, прекрасные снимки, четкие, хоть сейчас на пресс-конференцию. Вот полевой бинокль. Марку соскоблили, но небрежно — «Мюнхен» читается ясно. Фотоаппарат, завернутый в водонепроницаемую бумагу. Заокеанские пищевые концентраты — таблетки, помеченные «завтрак», «обед», «ужин». Байковые лоскуты для протирки оружия, а также в случае нужды и для перевязки. Карманные фонари советского производства, батареи к ним. Папиросы «Беломорканал» и турецкие спички.
Папиросы, фонари, продовольствие, карты, да и многие другие вещи — на троих, хотя и найдены в двух заплечных мешках. Зато тот, третий, верно, нес два фотоаппарата и одну рацию, а то и несколько. Обнаружены лишь батареи. Ахметели тщательно изучил все это добро, все взвесил, прежде чем спокойно сказать — нарушителей, по-видимому, трое.
— Заговорит же Хасан! — вздохнул подполковник.
— Црупентели, — улыбнулся майор. — По-нашему, лгун, и не простой, а закоренелый, у которого ложь в крови. Црупентели не может не врать. А этот еще и боится.
Лазутчик ждет пыток, смерти. Ахметели делает все возможное, чтобы сломить страх. Советует облегчить участь полным признанием. На допросах вежлив. И вместе с тем кропотливо, крупица за крупицей собирает улики, опрокидывающие легенды шпиона. Когда его задержали, у него было два носка на правой ноге и один на левой. Правый чувяк соскальзывал, очевидно. Так? А не помнит ли арестованный, где другой носок из второй пары? Нет! Тогда можно напомнить: он остался в мешке. Да, в мешке с оружейным маслом, с картами.
— Показал ему носки. А он: «Алла, алла!» Фу-ты! Говорит, носков много одинаковых… Да, генацвале, я не скоро с ним закончу. К винограду, разве.
Вот уже третий год собирается он провести сентябрь в Кахетии, у родных. Как нарочно, мешают неотложные дела. Чудесный, виноградный сентябрь! Куда ни глянь, корзины с тяжелыми кистями. Хозяйки делают ткбиликвери: выливают на полотно сваренный сок винограда, смешанный с кукурузной мукой, и дают застыть. Или окунают в сок ядра грецких орехов, нанизанные на нитку, а затем вешают для просушки. Это чурчхела. А самые лучшие кисти кладут в опилки — на зиму. И, разумеется, сладкий, душистый сок наполняет огромные кувшины, вонзившиеся в землю своими острыми доньями, в подвале. Если в доме есть новорожденный, в его честь закапывают бочонок молодого вина, с тем чтобы выпить через восемнадцать лет, в день совершеннолетия. Все это Нащокин знал по красочным рассказам Ахметели.
— Значит, будем искать, — сказал Нащокин.
Поиск стал теперь сложнее, враги притаились, выжидают. Но Нащокин пришел к следователю еще и для того, чтобы получить ответ на вопрос, давно засевший в голове. Чего хотят враги?
— Да, вылазка необычная, — кивнул Ахметели. — Такие задачки не часто подбрасывают нам.
— Ваше мнение?
Пожав плечами, майор раскрыл папку, вынул конверт из фольги и извлек небольшую, размером с почтовую открытку, фотографию.
— Что за господин?
— Именно господин, — подхватил майор. — Не грузин, не русский, похоже — иностранец.
Человек, смотревший на Нащокина с фото, нес свою старость легко, жизнерадостно. Приветливое, пухлое, без морщин лицо, живые глаза. Взбитая волна седых волос. Узкий галстук, воротничок с тупыми концами, тоже по последней моде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38