Софья-Доротея – дочь гугенотки из захудалых дворян, появившаяся на свет не по правилам – до того, как ее родители обвенчались. И понятно, презираемая графинями, принцессами, княгинями хотя бы за то, что она красива. В Ганновере ей не повезло. Ненависть свекрови, легкомыслие супруга, отлучавшегося к метрессам… Ну, Софья-Доротея, как вы догадываетесь, не стерпела афронта, вознаградила себя с графом Кенигсмарком. Смазливый обольститель, шатавшийся по разным столицам, прихлебатель, карточный шулер, – его-то оплакивать не стоит. Когда сей альянс всплыл наружу, Кенигсмарк пропал без вести, если верить официальной версии. На самом деле его тихо прикончили. И отныне на ганноверском доме – пятно скандала. Георг-Людвиг не стер его, заточив жену в дальний замок. К ней не пускают даже детей…
Так, развлекаясь чужими амурами, сварами, бедами, а кое-что откладывая в копилку памяти, царский посол продолжал путь на запад, против ветра, леденившего лицо.
Ганновер воспарил на холмах, над рекой Лейне смутно, окутанный вьюгой. Бюргеры от стужи попрятались. Где тут, во мгле кромешной, найдешь жилье, приличное для посольства? Волны мокрого, крупного снега бушевали в узкой улочке. Слава богу, плутали недолго, – маяком блеснула, качаясь на ветру, золотая корона.
– Русских у меня не было, врать не хочу, – говорил хозяин, принимая одежду. – Жил шведский дипломат, жил английский, жил саксонский.
После обеда Куракин отправил маркиза в замок – известить курфюрста. Сен-Поль хотел взять одну из лошадей, но посол не позволил, велел подать своему секретарю портшез.
– Меня понесут?! – воскликнул маркиз. – Я становлюсь важным вельможей.
Курфюрст назначил аудиенцию тотчас же. «Прислал карету с двумя лакеями, как всех примают», – записал Борис в дневнике удовлетворенно.
Замок надвинулся серой глыбой. Посла повели через сумрачные покои, обитые темным, скудные мебелью и словно покинутые. Георг-Людвиг встретил в дверях тронного зала, чем проявил внимание особое. Высокий, длинноногий, с лицом жестким, он усадил посла учтиво, без улыбки, изъявил радость по поводу прибытия высокого гостя, – голосом глухим, слабым, будто боялся нарушить тишину чертога.
«Дом без хозяйки», – подумал посол.
Он не мог поймать взгляд курфюрста, глядевшего в себя, и от этого испытывал нечто близкое к обиде.
Приступать сразу к делу вряд ли политично, – сперва надо расшевелить ганноверца.
– О стране вашей, о мудром управлении вашего высочества я много наслышан. Убедился, пересекши границу, сколь преуспели здесь в ремеслах, в земледелии. Скажу откровенно, пример для иноземца воодушевляющий.
Посол видел, проезжая, обозы с солью, – из копей, что в люнебургской вересковой степи, видел работных людей, ломающих руду, дымы над заводами, делающими железо. Природой Ганновер богаче Пруссии, и народ тут зажиточней. Верно, курфюрст не тщился перещеголять Версаль.
– Чувство изволите питать благородное, – произнес курфюрст. – Чаще всего богатство возбуждает зависть окружающих и увеличивает число врагов.
– Сие прискорбно, – вздохнул посол. – Пользуюсь случаем заверить ваше высочество – зависть моему государю несвойственна.
– Да, в Московии земли предовольно. Кстати, правда ли, что у вас произрастает злак, имеющий голову наподобие овечьей и такую же шкуру?
– Сказки, ваше высочество!
– Рот, глаза, как у животного, – настаивал курфюрст упрямо. – Именуется бор… боранец. Мясо, годное в пищу, отличного вкуса, излюбленное волками. Убежать от них жалкое создание не может, так как коренится в почве.
Подай да подай ему боранца! Нет, истиной поступаться негоже. И посол сказал, что даже Адам Олеарий, ученый автор «Описания путешествия в Московию…», поверил легенде, неправильно истолковав русское слово.
– Европейцам надо бывать у нас почаще, – прибавил посол. – Мы не Китай. Стеной не отгорожены.
– Ганновер тоже не лишен курьезов, – отозвался Георг-Людвиг, словно не расслышав. – Мы покажем вам… Великан, рост четыре элла и шесть цоллей. Жаль, вы не застали его в живых. На могильной плите о нем написано достоверно.
Ого, верзила саженный! Прикинув в уме, посол признал – рост и впрямь необыкновенный. Впрочем, соответствует ли ганноверский элл прусскому?
– Наш короче, но незначительно. А прусский вы успели изучить, я вижу.
– Вполне. Пребывание в Мариенвердере было столь же полезным, сколь и приятным.
– У нас свои меры, сиятельный принц.
Бросил как бы невзначай. С Пруссией, мол, нас не равняй, Фридрих нам не указ. Мы – особ статья… Куракин почел повод удобным, дабы перейти к делу.
– Вы меряете эллом, мы – аршином. Ар-шин, – повторил он внятно. – Однако, когда интерес встает для разных держав общий, следует и меру применить общую.
Курфюрст сию тезу одобрил.
– Его царское величество, – начал посол по писаному, – имеет особливое склонение и почитание к вашей светлости и желает учинить добрую коришпонденцию.
Отвечал курфюрст вяло и будто через силу. Сказал все же, что царское величество оказал честь, послав столь высокую персону, а добрым отношениям с Московией он, курфюрст, всегда рад.
Куракин продолжал:
– Хотя ваша светлость имел с королем шведским дружбу, благодарности от него получил немного, а паче противность. Близость шведских войск в Бремене и Вердене вам не без опасности. Отсюда и проистекает общий интерес с царским величеством, который намерен обуздать силу шведа, чтобы не мог чинить разоренье как империи Римской, так и России.
Сознавая, что перед ним наследник английского трона, посол прибавил:
– Привести Швецию к конечной гибели мы не хотим, – только помышляем удержать ее в исконных границах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161