ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
ежели вывесть все полки, то не даст бою и уйдет.
Тут заспорил с царем Шереметев, опасавшийся ослабления фронта, но доводы его разбились о решимость царя. Осторожный, медлительный фельдмаршал нервничал, – вдруг Карл выкинет какую-нибудь неожиданность.
У шведов почти вся пехота покинула траншеи. Сомкнуто, слитно, с пением гимнов, надвигались лучшие шведские полки, гордость короля – Упландский, Кальмарский, Ниландский, Йончепингский, – полки свежие, не участвовавшие в борьбе за редуты.
Отборных шведских гвардейцев встретил заурядный Новгородский полк, – встретил с тем, чтобы войти в летопись солдатских подвигов. Шведы прошили штыками первый батальон насквозь, но уцелевшие пополнили второй батальон, сомкнувшийся непроницаемо. Здесь сам Петр командовал новгородцами, которые не только сдержали мощный натиск, но ринулись в контратаку.
Русская артиллерия, заговорившая разом, оглушающе, остановила, потопила в крови последнее отчаянное движение врага, последнюю попытку реванша. Орудия шведов откликались слабо, русские же господствовали, простирали грозу над всей шириной поля.
Ядро сломало носилки короля. В суматохе соорудили новые, из скрещенных пик. Фельдмаршал Реншильд, подбежав к Карлу, испуганно закричал:
– Ваше величество, наша пехота погибла! Молодцы, спасайте короля!
Началась паника. Беглецам преграждали путь кавалеристы Меншикова, кинувшиеся с флангов. Реншильд, Пипер подняли руки, присоединились к Шлиппенбаху, плененному раньше. Карла с трудом вынесли из свалки.
Полтавское поле затихло. Ветер стягивал с мертвых покрывало дыма.
В лесу, над головой Куракина очнулись, загомонили птицы, присмиревшие от орудийного рева. Солнце высвечивало борозды опустевших траншементов, остывающие пушки, редкие полоски неистоптанной, не вспаханной колесами зелени. Что произошло? Неужели виктория? Верить ли слуху, глазам? Еще не дошла до семеновцев счастливая весть, но в сердце, сперва робко, вливалась небывалая радость.
Победа… Чаемая с юности и все же внезапная, как взрыв. Взлетевшая с солнцем, в блеске нового, необыкновенного дня. Взошла, переменив все вокруг, – все сущее, самый воздух, которым дышишь.
Когда Борис, опьянев от счастья, раскрыл заветную тетрадь, он почувствовал, что подробности сражения и всей войны уже незначительны, отодвинуты в прошлое.
Пусть другие, пером летописца, запечатлеют весь ход событий. Он же, по его мнению, написал самое главное – баталия окончилась. Окончилась вечною славой.
ДВЕ СВАДЬБЫ
1
Царская длань примяла парик, скользнула к загривку, потрепала, легла на плечо. Борис встрепенулся, почувствовав ласку звездного брата. Жалеет небось, что обидел зазря.
– Нету нам, Мышелов, от Марса отставки.
Ясно, жалеет. Иначе не удержал бы при себе. Семеновский полк уже снялся, получив дирекцион на Ригу.
Рука государя горячая, сукно кафтана напиталось жаром. Очнулась летней порой, затрясла царя лихорадка, приставшая, верно, еще под Азовом. Лейб-медик Арескин с великим понуждением уложил царя в постель. Строптивый пациент встал, не долечившись.
– Не дают, Петр Алексеич, воистину не дают, злыдни, – ответил полуполковник вяло. Сам еще не тверд на ногах после колик.
Главная квартира снимается. Царский шатер разобран, погружен на фуры.
В сем шатре, на другой день после баталии, Борис присутствовал на торжестве необычайном. Царя видел радостным, как николи прежде. Видел генералов шведских, коих привели обедать. Сидели тесно, взмокли от духоты, пуговицу расстегнуть не смели. А царь шутливо сожалел, – нет за столом короля Карла, обещался прийти в шатер царский. Генералы переглядывались, смущенные, не зная, что последует далее.
Царь пил за здоровье учителей-шведов, и генералы таращили глаза, удивленные сим великодушным тостом. Граф Пипер, первый министр королевский, нашелся, – хорошо же, говорит, ваше величество отблагодарили учителей. И начали он и Реншильд уверять, будто они советовали королю заключить вечный мир с Россией, но он не желал слушать. На что царь ответствовал:
– Мир мне паче всех побед, любезнейшие.
О короле не было в тот день ни слуху ни духу. И видение мира, заблиставшее над полем баталии, сияло Борису и неделю спустя, во время смотра, учиненного царем.
«Пленные, видев армию Царского Величества, вчетверо большую, нежели каковую видели во время баталии, о великости ее удивлялись».
Меньше половины ее хватило для разгрома противника. Стало быть, мотайте на ус!
Но вскорости Карл объявился – живой, с горсткой придворных, с Мазепой. В степях за Днепром, на пути к туркам. И как только приспела сия весть, видение мира померкло. Ибо сомнительно упрямца возмочь образумить.
И вот лежат шатры на фурах, под мелким дождем. Главная квартира снова на колесах.
Нету, нету отставки от Марса…
Лещинский, слыхать, удрал из Польши, паны живо скинули его с престола, чуть докатился полтавский гром. Крассов, потрепанный напоследок Синявским, ретировался в Померанию. Стало быть, виват Августу! Кроме саксонца, сесть на польский трон некому – такова злосчастная доля сего государства.
И царское величество иного выбора не имеет, как принять обратно беглого союзника. Увы!
Свидание с саксонцем назначено в Торуни. Зарницы за лесом возвестили издалека – король уже прибыл, ждет, артиллерия репетирует салют, чтобы дружно, разом приветствовать царя.
Борис потом вспоминал:
«Сия бытность обоих потентатов вельми удивила, какою низостью, и почтением, и без всякой отмолвки во всем послушностью был король Август к Царскому Величеству…»
Уж кланялся – ниже нельзя. Разоделся словно куртизанка, – вся грудь в кружевах, под кадыком самоцвет чуть не с кулак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
Тут заспорил с царем Шереметев, опасавшийся ослабления фронта, но доводы его разбились о решимость царя. Осторожный, медлительный фельдмаршал нервничал, – вдруг Карл выкинет какую-нибудь неожиданность.
У шведов почти вся пехота покинула траншеи. Сомкнуто, слитно, с пением гимнов, надвигались лучшие шведские полки, гордость короля – Упландский, Кальмарский, Ниландский, Йончепингский, – полки свежие, не участвовавшие в борьбе за редуты.
Отборных шведских гвардейцев встретил заурядный Новгородский полк, – встретил с тем, чтобы войти в летопись солдатских подвигов. Шведы прошили штыками первый батальон насквозь, но уцелевшие пополнили второй батальон, сомкнувшийся непроницаемо. Здесь сам Петр командовал новгородцами, которые не только сдержали мощный натиск, но ринулись в контратаку.
Русская артиллерия, заговорившая разом, оглушающе, остановила, потопила в крови последнее отчаянное движение врага, последнюю попытку реванша. Орудия шведов откликались слабо, русские же господствовали, простирали грозу над всей шириной поля.
Ядро сломало носилки короля. В суматохе соорудили новые, из скрещенных пик. Фельдмаршал Реншильд, подбежав к Карлу, испуганно закричал:
– Ваше величество, наша пехота погибла! Молодцы, спасайте короля!
Началась паника. Беглецам преграждали путь кавалеристы Меншикова, кинувшиеся с флангов. Реншильд, Пипер подняли руки, присоединились к Шлиппенбаху, плененному раньше. Карла с трудом вынесли из свалки.
Полтавское поле затихло. Ветер стягивал с мертвых покрывало дыма.
В лесу, над головой Куракина очнулись, загомонили птицы, присмиревшие от орудийного рева. Солнце высвечивало борозды опустевших траншементов, остывающие пушки, редкие полоски неистоптанной, не вспаханной колесами зелени. Что произошло? Неужели виктория? Верить ли слуху, глазам? Еще не дошла до семеновцев счастливая весть, но в сердце, сперва робко, вливалась небывалая радость.
Победа… Чаемая с юности и все же внезапная, как взрыв. Взлетевшая с солнцем, в блеске нового, необыкновенного дня. Взошла, переменив все вокруг, – все сущее, самый воздух, которым дышишь.
Когда Борис, опьянев от счастья, раскрыл заветную тетрадь, он почувствовал, что подробности сражения и всей войны уже незначительны, отодвинуты в прошлое.
Пусть другие, пером летописца, запечатлеют весь ход событий. Он же, по его мнению, написал самое главное – баталия окончилась. Окончилась вечною славой.
ДВЕ СВАДЬБЫ
1
Царская длань примяла парик, скользнула к загривку, потрепала, легла на плечо. Борис встрепенулся, почувствовав ласку звездного брата. Жалеет небось, что обидел зазря.
– Нету нам, Мышелов, от Марса отставки.
Ясно, жалеет. Иначе не удержал бы при себе. Семеновский полк уже снялся, получив дирекцион на Ригу.
Рука государя горячая, сукно кафтана напиталось жаром. Очнулась летней порой, затрясла царя лихорадка, приставшая, верно, еще под Азовом. Лейб-медик Арескин с великим понуждением уложил царя в постель. Строптивый пациент встал, не долечившись.
– Не дают, Петр Алексеич, воистину не дают, злыдни, – ответил полуполковник вяло. Сам еще не тверд на ногах после колик.
Главная квартира снимается. Царский шатер разобран, погружен на фуры.
В сем шатре, на другой день после баталии, Борис присутствовал на торжестве необычайном. Царя видел радостным, как николи прежде. Видел генералов шведских, коих привели обедать. Сидели тесно, взмокли от духоты, пуговицу расстегнуть не смели. А царь шутливо сожалел, – нет за столом короля Карла, обещался прийти в шатер царский. Генералы переглядывались, смущенные, не зная, что последует далее.
Царь пил за здоровье учителей-шведов, и генералы таращили глаза, удивленные сим великодушным тостом. Граф Пипер, первый министр королевский, нашелся, – хорошо же, говорит, ваше величество отблагодарили учителей. И начали он и Реншильд уверять, будто они советовали королю заключить вечный мир с Россией, но он не желал слушать. На что царь ответствовал:
– Мир мне паче всех побед, любезнейшие.
О короле не было в тот день ни слуху ни духу. И видение мира, заблиставшее над полем баталии, сияло Борису и неделю спустя, во время смотра, учиненного царем.
«Пленные, видев армию Царского Величества, вчетверо большую, нежели каковую видели во время баталии, о великости ее удивлялись».
Меньше половины ее хватило для разгрома противника. Стало быть, мотайте на ус!
Но вскорости Карл объявился – живой, с горсткой придворных, с Мазепой. В степях за Днепром, на пути к туркам. И как только приспела сия весть, видение мира померкло. Ибо сомнительно упрямца возмочь образумить.
И вот лежат шатры на фурах, под мелким дождем. Главная квартира снова на колесах.
Нету, нету отставки от Марса…
Лещинский, слыхать, удрал из Польши, паны живо скинули его с престола, чуть докатился полтавский гром. Крассов, потрепанный напоследок Синявским, ретировался в Померанию. Стало быть, виват Августу! Кроме саксонца, сесть на польский трон некому – такова злосчастная доля сего государства.
И царское величество иного выбора не имеет, как принять обратно беглого союзника. Увы!
Свидание с саксонцем назначено в Торуни. Зарницы за лесом возвестили издалека – король уже прибыл, ждет, артиллерия репетирует салют, чтобы дружно, разом приветствовать царя.
Борис потом вспоминал:
«Сия бытность обоих потентатов вельми удивила, какою низостью, и почтением, и без всякой отмолвки во всем послушностью был король Август к Царскому Величеству…»
Уж кланялся – ниже нельзя. Разоделся словно куртизанка, – вся грудь в кружевах, под кадыком самоцвет чуть не с кулак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161