Однако, результаты
получились совершенно неожиданные. Вследствие отсутствия критики ребенок потерял
всякое чувство меры и начал обнаруживать в домашней обстановке все, о чем до тех
пор говорилось только у меня во время сеанса; она совершенно погрузилась в свои
анальные представления, сравнения и выражения. Другим членам семьи это вскоре
показалось невыносимым; поведение ребенка, особенно за обеденным столом,
отбивало аппетит у всех, и как дети, так и взрослые молча и неодобрительно
покидали один за другим комнату. Моя маленькая пациентка вела себя как лицо,
одержимое перверзией, или как взрослая душевнобольная и поставила себя
вследствие этого вне человеческого общества. Ее родители, не желая наказывать
ее, не изолировали ее от других детей, но в результате другие члены семьи начали
теперь избегать ее, у нее же самой исчезли в это время все задержки и в другом
отношении. В течение нескольких дней она превратилась в веселого, шаловливого,
избалованного, довольного собой ребенка. Ее воспитательница пришла ко мне во
второй раз пожаловаться на ее поведение: состояние невыносимое, жизнь в доме
нарушена. Что делать? Можно ли сказать ребенку, что рассказывание таких вещей
само по себе еще не так страшно, но что она ее просит не делать этого дома. Я
восстала против этого. Я должны была сознаться, что я действительно допустила
ошибку, приписав сверх-Я ребенка самостоятельную сдерживающую силу, которой
сверх-Я вовсе не обладало. Как только авторитетные лица,
Лекция 4. Психоанализз в детском возрасте и воспитание 71 существовавшие во
внешнем мире, стали менее требовательны, тотчас же снисходительным стал и Я-
идеал, бывший до тех пор очень строгим и обладавший достаточной силой, чтобы
вызвать целый ряд симптомов невроза навязчивости. Я понадеялась на эту
невротическую строгость Я-идеала, была неосторожна и не достигла при этом ничего
для целей анализа. Я на некоторое время превратила заторможенного, невротичного
ребенка в капризного, можно было бы, пожалуй, сказать, перверзного ребенка, но
кроме того, я-одновременно ухудшила ситуацию для своей работы, так как этот
освобожденный ребенок имел теперь свой "час отдыха" в течение целого дня,
перестал считать совместную нашу работу важной, не давал больше соответствующего
материала для анализа, потому что он рассеивал его в течение дня вместо того,
чтобы собирать его для сеанса и мгновенно потерял необходимое для анализа
сознание болезни. Для детского анализа в еще большей Alepe, чем для анализа
взрослых пациентов, сохраняет свою силу положение, что аналитическая работа
лижет быть проведена лишь в состоянии неудовлетворенности. К счастью, положение
оказалось лишь теоретически столь опасным, на практике его легко было исправить.
Я попросила воспитательницу ничего не предпринимать и запастись еще немного
терпением. Я обещала ей опять призвать ребенка к порядку, но не могла ей
обещать, как скоро наступит улучшение. Во время следующего сеанса я действовала
очень энергично. Я заявила ей, что она нарушила договор. Я думала, что она
рассказывала мне эти грязные вещи для того, чтобы избавиться от них, но теперь я
вижу, что это вовсе не так. Она охотно рассказывала все это в своем домашнем
кругу, потому что это доставляло ей удовольствие. Я ничего не имею против этого,
но только я не понимаю, зачем я ей нужна тогда. Мы можем прекратить сеансы, и
она будет иметь возможность тогда получать удовольствие. Но если она остается
при своем первоначальном намерении, то она должна говорить об этих вещах только
со мной и больше ни с кем; чем больше она будет воздерживаться от этого дома,
тем больше она будет вспоминать во время сеанса, тем больше я буду узнавать о
ней, тем скорее я смогу освободить ее. Теперь она должна принять то или иное
решение. После этого она очень побледнела, задумалась, посмотрела на меня и
сказала с тем же серьезным согласием, как и при первом аналитическом уговоре:
"Если ты говоришь, что
72
А. Фрейд
это так, то я больше не буду говорить об этом". Таким образом была восстановлена
ее невротическая добросовестность. С этих пор ее домашние не слыхали от нее
больше ни одного слова о таки)? вещах. Она опять преобразилась: из
избалованного, перверзного ребенка она опять превратилась в заторможенного,
вялого ребенка. Такое же превращение повторялось у этой самой пациентки еще
несколько раз во время ее лечения. Когда она впадала после освобождения с
помощью анализа от своего очень тяжелого невроза навязчивости в другую край-
ность, в "испорченность" или в перверзию, то у меня не было другого выхода,
кроме как вновь воссоздать невроз U И и восстановить в правах исчезнувшего уже
черта ; разумеется, я делала это всякий раз в меньшем масштабе и с большей
осторожностью и мягкостью, чем это делалось при прежнем воспитании, пока я,
наконец, не добилась того, что ребенок мог придерживаться середины между этими
двумя крайностями. Я не остановилась бы так подробно на этом примере, если бы
все вышеописанные соотношения при детском анализе не были так ясно выражены в
нем: слабость детского Я идеала, зависимость его требований, а следовательно, и
невроза от внешнего мира, его неспособность сдержать без посторонней помощи
освобожденные побуждения и вытекающая из этого необходимость для аналитика
обладать авторитетом в воспитательном отношении 1). Следовательно, аналитик
объединяет в своем лице две трудных и собственно противоречащих друг другу
задачи:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197