Правильное продолжение фантазии с жирафами. Он чувствует, что
нельзя стремиться к обладанию матерью; он натолкнулся на границу, за которой
следует кровосмешение. Но он считает это запретньпя только для себя. При всех
запретных шалостях, которые он воспроизводит в своей фантазии, всегда
присутствует отец, который вместе с ним подвергается аресту. Отец, - как думает
он, - ведь тоже проделывает с матерью загадочное и запретное, как он себе
представляет, что-то насильственное вроде разбивания стекла или проникания в
загражденное пространство. В этот же день в мои приемные часы меня посетили отец
с сыном. Я уже раньше знал этого забавного малыша, милого в своей
самоуверенности, которого мне всегда приятно было видеть. Не знаю, вспомнил ли
он меня, но он вел себя безупречно, как вполне разумный член человеческого обще-
ства. Консультация была коротка. Отец начал с того, что страх Ганса перед
лошадьми, несмотря на все разъяснения, не уменьшился. Мы должны были сознаться и
в том, что связь между лошадьми, перед которыми он чувствовал страх, и между
раскрытыми побуждениями нежности к матери довольно слабая. Детали, которые я
теперь узнал (Ганса больше всего смущает то, что лошади имеют над глазами, и
нечто черное у их рта), никак нельзя было объяснить теми данными, которые у нас
имелись. Но когда я смотрел на них обоих и выслушивал рассказ о страхе, у меня
блеснула мысль о следующей части толкования, которая, как я мог понять, должна
была ускользнуть от отца. Я шутя спросил Ганса, не носят ли его лошади очков. Он
отрицает это. Носит ли его отец очки? Это он опять отрицает, даже вопреки
очевидности. Не называет ли он черным у "рта" усы? Затем я объясняю ему, что он
чувствует страх перед отцом, потому что он так любит мать. Он мог бы думать, что
отец за это на него зол. Но это неправда. Отец его все-таки сильно любит, и он
может без страха во всем ему сознаваться.
296
3. Фрейд
Давно, когда Ганса не бьь\о на свете, я уже знал, что появится маленький Ганс,
который будет так любить свою мать и поэтому будет чувствовать страх перед
отцом. И я об ,этом даже рассказьшал его отцу. Тут отец прерывает меня: "Почему
ты думаешь, что я сержусь на тебя? Разве я тебя ругал или бил?" "Да, ты меня
бил", заявляет Ганс. "Это неправда. Когда?" "Сегодня перед обедом, и отец
вспоминает, что Ганс его совершенно неожиданно толкнул в живот, после чего он
рефлекторно шлепнул его рукою. Замечательно, что эту деталь отец не привел в
связь с неврозом и только теперь он усмотрел в этом поступке выражение
враждебного отношения мальчика, а также, быть может, проявление необходимости
получить за это наказание1). На обратном пути Ганс спрашивает у отца: "Разве
профессор разговаривает с богом, что он все мог знать раньше?" Я мог бы очень
гордиться этим признанием из детских уст, если бы я сам не вызвал его своим
шутливым хвастовством. После этой консультации я почти ежедневно получал
сведения об изменениях в состоянии маленького пациента. Нельзя было, конечно,
ожидать, что он после моего сообщения сразу освободится от страхов, но
оказалось, что ему теперь уже была дана возможность обнаружить свои
бессознательные продукции и расплести свою фобию. С этого времени он проделал
программу, которую я уже заранее мог бы изложить его отцу. "2-го апреля можно
констатировать первое существенное улучшение. В то время, как до сих пор его
никак нельзя было заставить выйти за ворота ;на сколько-нибудь продолжительное
время, и он со всеми признаками ужаса мчался домой, когда появлялись лошади,
теперь он остается перед воротами целый час и даже тогда, когда проезжают мимо
акипажи, что } ии<, случается довольно часто. Время от времени он бежит в дом,
когда видит вдали лошадей, но он сейчас же, как бы передумавши, возвращается
обратно. Но от страха оста-лась уже только частица, и нельзя не констатировать
улучшения со времени разъяснения". Вечером он говорит: "Раз мы уже идем за
ворота, мы поедем и в парк". "" л-го апреля он рано утром приходит ко мне в
кровать, в то время как за последние дни он больше не приходил
История болезни и анализ
297
I) Эту реакцию мальчик повторил позже более отчетливым и полным образом. Он
сначала ударил отца в руку, а затем начал эту же руку нежно целовать.
L
ко мне и как бы гордился своим воздержанием. Я спрашиваю: "Почему же ты сегодня
пришел?" Ганс: "Пока я буду бояться, я больше не приду". Я: "Значит, ты
приходишь ко мне потому, что ты боишься?" Ганс: "Когда я не у тебя - я боюсь;
когда я не у тебя в кровати - я боюсь. Когда я больше не буду бояться, я больше
не приду". Я: "Значит ты меня любишь, и тебе жутко, когда ты утром находишься в
своей постели; поэтому ты приходишь ко мне?" Ганс: "Да. А почему ты сказал мне,
что я люблю маму, и на меня находит страх, когда я люблю тебя?" Мальчик теперь в
своих выражениях становится необыкновенно ясным. Он дает понять, что в нем
борется любовь к отцу с враждебностью к нему же вследствие соперничества по
отношению к матери, и он делает отцу упрек за то, что тот до сих пор не обратил
внимания на эту игру сил, которая превращалась в страх. Отец его еще не вполне
понимает, потому что он только после этого разговора убеждается во враждебности
мальчика, на которой я настаивал уже при нашей консультации. Нижеследующее,
которое я привожу в неизменном виде, собственно говоря, более важно в смысле
разъяснения для отца, чем для маленького пациента. "Это возражение я, к
сожалению, не сразу понял во всем его значении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197