По мнению Эрикура, многообразные причины, совокупностью которых объясняется недостаточная рождаемость в Соединенных Штатах и даже в Европе, можно свести к стремлению женщины к вирилизации. Этим термином Эрикур называет стремление современных женщин уподобить свое существование мужскому путем усвоения мужских работ, удовольствий, даже мужского костюма, словом, всего, "в чем женщина думает найти эмансипацию, о которой ей проповедуют, и какое-то смутное счастье, составляющее, по ее мнению, удел мужского пола". При таких условиях материнство становится признаком слабости, стеснением, от которого необходимо избавиться прежде всего: это "клеймо пола" признается некоторыми женщинами в настоящее время как бы унизительным для них; кроме того, несомненно, что материнство -помеха как для профессиональных занятий, так и для новейших удовольствий. "Чтобы успешно бороться с мужчиной на этой новой арене борьбы за существование, к которой их так неблагоразумно призывают некоторые моралисты и многочисленные политики, необходимо прежде всего перестать быть женщиной; и вот мы начинаем замечать, что некоторым женщинам это до известной степени удается. В то время как признается элементарной истиной, что всякий прогресс происходит путем специализации и дифференциации, проповедуется равное распределение социальных функций между мужчиной и женщиной. Будучи логичнее своих советников, женщина поняла, что равенство необходимо полное, и вот мы готовимся пожинать результаты опыта физиологического уравнения, вирилизации, которая для женщины может быть только стерилизацией. Мы не понимаем хорошо, что выиграют от этого женщины, но мы ясно видим, куда это ведет наши старые цивилизации. Зло, указанное Эрикуром, -- реально, и оно особенно распространено в Америке; но во Франции вирилизация женщин, по крайней мере в этом отношении, еще слишком мало подвинулась вперед, чтобы можно было приписать ей недостаточность нашей рождаемости. В Швейцарии, как и повсюду, классы, пользующиеся привилегией зажиточности и культуры, постепенно вытесняются возвышающимися новыми классами. Читая историю Ваатландского кантона, говорит Секретан, нельзя не удивляться, что множество влиятельных семейств прошлых столетий сошло со сцены. В Женеве число исчезнувших буржуазных семейств громадно35. Все население действительно женевского происхождения постепенно убывает. По мнению Вюарэна и Секретана, в Женеве сосредоточены все условия, задерживающие рождаемость: городская жизнь и очень малочисленное земледельческое население; наследственная бережливость и предусмотрительность в буржуазии, наконец бедный класс, состоящий преимущественно из пришельцев. "Таким образом женевская кровь постепенно иссякает; Женева увековечится лишь в женевском духе, которым проникаются ее новые жители и их потомство". Лозаннская буржуазия не увеличивается численно вот уж в течение более ста лет. В Лозанне существует только 2.525 граждан, и эта цифра остается неподвижной, несмотря на принятие новых членов. В Бельгии процент рождаемости, доходивший в период времени от 1830 до 1840 г. до 32,33 и даже 35 на 1000, постепенно упал до 28. За последние десять лет, т. е. с 1886 г. число рождений в Бельгии никогда не доходило до 30 на 1000; между тем такой процент считался прежде чрезвычайно низким. Скандинавские государства и Голландия могли бы доставить новые элементы для доказательства нашего положения. Если в Австрии, Германии и Италии процент рождаемости поддерживается на известной высоте -- хотя, по словам Леруа-Больё, в Германии он уже колеблется -- то только благодаря тому, что эти страны, по крайней мере их наиболее глубокие слои, почти избегли до сих пор "новейших демократических веяний". В Германии, в провинциях, начинающих "демократизироваться", ясно обнаруживается падение процента рождаемости. Последняя достигает своего максимума в восточных провинциях: 43,3 на 1000 жителей в Познанской провинции; 43 и 40,4 на 1000 жителей в двух прусских провинциях; 41,6 в Силезии; всего же сильнее упала она "в наиболее социал-демократизированных" германских странах: 32,9 в герцогстве Баденском, 32,5 в курфиршестве Гессенском, 32 в Нассау, не говоря уже о нашей Эльзасе-Лотарингии, где она наименьшая в империи, а именно -- 30,4 на 1000. Возрастающее переселение в города не замедлит отозваться новым понижением процента рождаемости. В общем, в Бельгии и Англии, платящих меньше налогов, нежели мы, и не несущих военной службы, в Швейцарии и даже в Германии замечается, как и во Франции, уменьшение рождаемости, хотя начавшееся позднее. Уменьшение рождаемости -- наиболее серьезный из аргументов, приводимых в доказательство нашего вырождения. Чрезвычайно трудно определить, зависит ли оно лишь от волевых и психических причин, или же отчасти также и от непроизвольной, механической и физиологической. Один из лучших способов, предложенных для разрешения этой тревожной проблемы, заключается в сопоставлении всех рождающихся с числом новорожденных мальчиков. Семьи, добровольно ограничивающие число своих детей, желают иметь преимущественно сыновей; часто даже, если их первенец мужского пола, супруги уже не производят более детей. Отсюда следует, что там, где уменьшение рождаемости чисто произвольное, должен возрастать процент рождающихся мальчиков. Напротив того, уменьшение числа новорожденных мужского пола дает основание предполагать физиологическое истощение. В самом деле, отцы производят наиболее мальчиков в самый цветущий возраст, с двадцати шести и до пятидесяти лет. Когда какая-нибудь растительная или животная раса ослабевает и даже подвергается опасности счезновения, ее бесплодие проявляется прежде всего со стороны мужского потомства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102