Джек ВЕНС
ВОЗВРАЩЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА


Реликт, крадучись, спускался по скале - неуклюжее существо,
изможденное, с мукой в глазах. Он передвигался быстрыми бросками,
используя плиты темного воздуха для укрытия. Он бежал вслед за каждой
движущейся тенью, иногда падая на четвереньки и прижимая голову к земле.
Достигнув последнего скального обнажения, он остановился и посмотрел на
равнину.
Вдали поднимались низкие холмы, туманясь в небе - пятнистом,
желтовато-землистого цвета, как стакан плохого молока. Равнина тянулась,
как гнилой бархат, сморщенная, темно-зеленая, вся в полосках цвета охры и
ржавчины. В воздух бил фонтан жидкого камня, распуская ветки, словно
черный коралл. Неподалеку целенаправленно эволюционировало семейство серых
объектов: сферы, вплавленные в пирамиды, становились куполами, затем
пучками белых шпилей, пронзающих небо стержней и, как апофеоз,
тессерактами [тессеракт - четырехмерный куб].
Реликту на все это было плевать. Он нуждался в еде. Там, на равнине,
были растения. За неимением лучшего им вполне хватало того, что было. Они
росли на земле, иногда на плавучих комьях или на корке твердого черного
битума. Там были серые, промозглые слои листьев, группы изможденных
колючек, бледные пузыри, стебли с листочками и кособокими цветами.
Определенных видов растений не существовало. Реликт не имел ни малейшего
понятия, не отравят ли его сегодня те листочки и усики, которые он
спокойно ел вчера.
Он попробовал поверхность равнины ногой. Стекловидная поверхность
(хотя с иной точки зрения она могла показаться конструкцией из красных и
серо-зеленых пирамид) сначала приняла его вес, потом внезапно, с сосущим
звуком, провалилась под ногой. Он, исступленно дергаясь, освободился,
отпрыгнул и присел на корточки на временно твердой скале.
Голод скрежетал у него в животе. Он должен поесть. Он созерцал
равнину. Неподалеку играла пара организмов - скользили, ныряли, танцевали,
принимали экстравагантные позы. Если они приблизятся, он попытается убить
одного из них. Они напоминали людей и, следовательно, могли быть хорошей
пищей.
Он ждал. Долго ли, мало ли. Могло быть ни то, ни другое: промежутки
времени не имели ни качественного, ни количественного смысла. Солнце
исчезло, не стало больше стандартного цикла смены времен дня. Время стало
словом, лишенным значения. Дела не всегда так шли.
Реликт сохранил несколько эпизодических воспоминаний о прежних
временах, когда систематичность и логика еще не казались устаревшими
понятиями. Человек доминировал на Земле в силу единственного допущения:
каждое событие имеет свою причину, а та причина - в свою очередь свою, и
так далее.
Следование этому фундаментальному закону приносило богатые
результаты; не было, казалось бы, нужды в каком-либо еще инструменте, в
ином посреднике. Человек поздравлял себя с победой над всем своим
окружением. Он мог жить в пустыне, на равнине или на льду, в лесу или в
городе: природа не загнала его в какую-либо специфическую экологическую
нишу.
Он не подозревал, насколько он уязвим. Особенностью его окружающей
среды была логика, основным инструментом, дающим власть над окружающей
средой - мозг. И вот настал страшный час, когда Земля влетела в зону
беспричинности. Все управляющие нити причинно-следственных связей
растворились. Основной инструмент человека стал бесполезным, теперь он не
имел выгод от реальности. Из двух миллиардов людей выжили только несколько
- сумасшедшие. Они стали теперь Организмами, хозяевами новой эры; их
диссонанс с самим собой был настолько эквивалентным причудам природы, что
являл собой своеобразную сумасбродную мудрость. Или, возможно,
дезорганизованная материя, освободившись от бремени упорядоченности, стала
особенно чувствительна к психокинезу.
Кучка других людей, Реликты, тоже ухитрялась существовать в новом
мире, но оказалась крайне уязвимой к его воздействиям. Это были личности,
наиболее сильно заряженные белым детерминизмом, который мог управлять
процессами внутри их тел, но за пределы не простирался.
Они быстро, очень быстро вымирали, потому что здравый смысл не
обеспечивал рычагов воздействия на окружающую среду. У некоторых мозги
начинали бренчать и звякать, и они в бреду выскакивали на равнину.
Организмы смотрели на них без удивления, без любопытства. Как в этом
мире могло существовать любопытство? Сумасшедший Реликт мог приблизиться к
организму и пробовать копировать его образ жизни.
Организм набивал полный рот растениями, и Реликт делал так же.
Организм тер свои ноги измельченной водой, и Реликт делал так же. Вскоре
Реликт умирал или от яда, или от порезов кишечника, или от повреждений
кожи, а Организм тем временем нежился в сырой черной траве. Или Организму
вздумается вдруг съесть Реликта, а Реликт, неспособный существовать ни в
одном уголке мира, будет убегать от него в ужасе - убегать, сломя голову,
вдыхая густой воздух, взывая и задыхаясь, пока не забарахтается в бассейне
черного железа или не забредет по оплошности в вакуумный карман, чтобы
биться там о стенки, как муха, в пустой бутылке.
Реликтов оставалось теперь очень мало. Финн, тот самый, который
прильнул к возвышающей над равниной скале, жил вместе с четырьмя другими.
Двое из них были старые люди и собирались вскоре умереть.
1 2 3 4