Услышав характерный шлепок змеиного тела о каменные плиты, он, повинуясь инстинкту охотника, повернулся и кинул в направлении звука скомканную безрукавку, прыгнул следом и принялся изо всех сил топтать сапогами шевелящуюся ткань.
Он остановился, когда все уже было кончено. Отшвырнул ногой безрукавку с налипшими на нее клочьями змеиного мяса и дико расхохотался – он и в этот раз победил. Победил во мраке, без оружия, победил мобеле-мбанглу – Вестницу смерти, как называют ее караванщики юга, Стрелу смерти, как величают ее ассуны, давно уже не разбивавшие шатров в песках пустынь и все же сохранившие воспоминания об этой твари в своих сказках и преданиях.
– Я победил, но долго ли мне торжествовать? – чуть слышно прошептал Мгал, отсмеявшись. – Бергол и его советники придумают еще что-нибудь, а потом еще… Не проще ли было выпить кувшин с отравленным питьем и не затевать этого безнадежного поединка?

3

Проснувшись от шороха за дверью, Мгал чуть приоткрыл глаза, но не двинулся с места. В смотровом глазке мелькнул свет факела, послышался шепот, звякнул тяжелый засов, и массивная дверь, заскрежетав, отворилась. В щель просунулась одна голова, потом другая, блеснули в неверном свете обнаженные мечи.
– Эй, ты, а ну-ка проснись! Тебя велено перевести в другую камеру.
Мгал не шелохнулся, не проронил ни звука, чувствуя, что у него появляется крохотный, слабый шанс.
– Мертв. – Один из тюремщиков выставил руку с факелом за дверь. – А где змеюка?
– Задавил. Вон лохмотья в углу валяются. Убил он ее, но и сам, видать, от яда не уберегся, да смилуется над ним Небесный Отец, – возбужденным шепотом сказал второй, а голос из-за двери опасливо предупредил: – Вы, глядите, осторожнее, он и притвориться может. Горежа то как отделал – всю жизнь теперь с обезображенным лицом ходить будет.
– Сейчас проверим. Дай-ка копье.
Мгал напряг мускулы и в который уже раз за сегодняшнюю ночь мысленно возблагодарил Вожатого Солнечного Диска за то, что тюремщики не озаботились заковать его в кандалы. Впрочем, оно и понятно – кандалы здесь держат для особо торжественных случаев.
Первый тюремщик – наголо обритый мужчина средних лет, с длинными висячими усами – протиснулся в приоткрытую дверь, держа в левой руке факел, а в правой меч. Из-за его спины выглянул юноша с копьем.
– Ну точно, прибил он змеюку, а я-то боялся, вдруг бросится, – громким шепотом сказал он, вглядываясь в лохмотья алой безрукавки. Мобеле-мбанглы он боялся значительно больше, чем неподвижного узника, кольнуть которого копьем намеревался исключительно для очистки совести.
Отточенный наконечник был в пяди от ребер Мгала, когда северянин, почувствовав, что дальше медлить опасно, с диким ревом прыгнул на первого тюремщика и точным, сокрушительным ударом в грудь поверг его на пол. Юноша, тонко, по-заячьи, пискнув, рухнул от удара ногой в живот, однако третий, самый осторожный и опытный, тюремщик успел рвануть на себя дверь и задвинуть засов.
Мгал скрипнул зубами от сознания собственного бессилия, подхватил оброненный первым тюремщиком меч и плашмя ударил им по голове начавшего подниматься юношу. Бритоголовый тем временем успел откатиться в сторону, вскочить на ноги и выхватить из-за пояса нож. Северянин рассмеялся лающим смехом, отшвырнул ногой факел и сделал шаг вперед, но ослепительная вспышка за спиной бритоголового отбросила его к двери.
Сквозь боль в глазах, полуослепший, он все же успел увидеть, как корчится на полу бритоголовый, на котором разом загорелась кожа и одежда, а потом ему показалось, что в камеру вплыло огромное, нестерпимо сияющее, пышущее чудовищным жаром солнце. Испепеляющие лучи его пробуравили, взорвали закипевший мозг северянина, и он рухнул на горячие каменные плиты.
Очнулся Мгал оттого, что кто-то лил ему на голову воду. Прохладная влага стекала по лицу, и он жадно ловил ее пересохшими губами, умоляя Небесного Отца о том, чтобы это длилось вечно.
– Жив?.. – донеслось до Мгала откуда-то издалека. Он с трудом разлепил веки, поднял гудящую голову и увидел сияющее лицо Гиля. Губы чернокожего мальчишки шевелились, в глазах стояли слезы, он что-то говорил, спрашивал о чем-то, но слова его путались в голове северянина, смысл их ускользал.
Мгал сделал усилие, поднял ставшую почему-то свинцово-тяжелой руку, смахнул с лица воду и спросил чужим, хриплым голосом:
– Откуда ты тут?
– А из печки. Погоди, сейчас и Эмрик появится. – Мальчишка отступил в сторону, и глазам Мгала открылось удивительное зрелище – черная, в человеческий рост, дыра под потолком камеры, с оплавленными и все еще не остывшими, пылавшими темно-красным огнем краями.
– Что это? – От изумления северянин подался вперед, забыв на мгновение о боли, пронзившей все его тело.
– Так, пустяки – пришлось дыру в стене выжечь. Иначе как до тебя доберешься? – ответил мальчишка, сияя улыбкой, и тут же, снова склонившись над Мгалом, заботливо спросил: – Сильно ранен? Идти сможешь?
Красной, словно обваренной, рукой северянин оперся о стену, чувствуя, что от запаха горелого мяса тошнота подступает к горлу, стиснул зубы и начал подниматься.
– Вот и отлично!.. – начал Гиль, но тут что-то заслонило раскаленные камни, послышался негромкий удар, и кошкой проскользнувший к Мгалу Эмрик так сжал его в объятиях, что у северянина потемнело в глазах.
– Живой?!
– Живой, что мне сделается… – прошептал Мгал, борясь с застилавшей глаза темнотой.
– Тогда не будем терять времени. – Эмрик подхватил с пола факел и огляделся: – Надо нам быстренько выбираться отсюда, пока весь дворец на ноги не поднялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147