К ночи ветер превратился в настоящий ураган и ревел, вздымая исполинские волны, грозившие в щепы разнести утлое суденышко. Корабль, казавшийся столь надежным во время плавания по Гатиане, скрипел, стонал и содрогался, то взлетая на гребни чудовищных волн, заливавших палубу густой желтой пеной, то проваливаясь в черные водяные ущелья, стены которых норовили сомкнуться над ним и навсегда похоронить в беснующейся пучине.
В недолгие затишья девушка отваживалась выходить на залитую водой, ходившую ходуном палубу хотя бы для того, чтобы удостовериться, что они с Лагаширом не остались на судне одни и волны, то и дело перекатывавшиеся через «Посланца небес», не смыли его команду за борт. Однако опасения ее были напрасны – люди Гельфара проявляли себя опытными и отважными мореходами. Однажды, выглянув из каюты, Чаг увидела где-то под кораблем огни далекого города, и ей почудилось, что «Посланец небес», обретя крылья, возносится к грозным темно-фиолетовым тучам, закрывавшим дневной свет. В другой раз, очутившись на баке, принцесса, к ужасу своему, обнаружила, что корабль несется прямо на рифы, напоминавшие громадные каменные пальцы со зловещими пиками когтей, которые вот-вот должны пропороть днище летящего на них судна. Вцепившись в фальшборт, замерев в ожидании неминуемой гибели, Чаг не сводила глаз с кровожадно тянувшихся к кораблю утесов, и, даже когда «Посланец небес», чудом оседлав встречную, катившуюся от скалистого берега волну, понесся на ее гребне прочь от убийственных каменных пальцев, долго не могла поверить, что она спасена. Неодолимая сила тянула принцессу выйти из каюты и взглянуть на буйство стихий, пока в очередное ее появление на палубе накрывшая корабль волна чуть не смыла ее в море. После чего она зареклась испытывать судьбу и сосредоточила все свое внимание на уходе за Лагаширом.
Невзирая на шторм, Маг на глазах поправлялся, хотя первое время дела его были куда как плохи. Он вскрикивал, бредил, метался и скрежетал зубами, борясь во сне с одному ему ведомыми напастями, и вещи в тесной каюте начинали то светиться прозрачным голубым огнем, то расплываться на глазах у изумленной принцессы, которая догадывалась, что колдовские чары сталкивались в израненном теле Мага и каким-то образом влияли либо на окружающие предметы, либо на нее саму, заставляя видеть то, чего на самом деле нет и быть не может. Длилось это, впрочем, недолго. Постепенно Лагашир затих, и девушка, с замиранием сердца наблюдавшая за тем, как безвольное тело его моталось в ремнях по взбрыкивавшей в такт содроганиям корабля койке, в конце концов не выдержала и легла рядом с ним. Придерживая его рукой за плечи, она чувствовала, как, обретя опору, расслабляется скрученная пружина его тела, как расплываются в сонной полуулыбке искусанные губы, глубже и ровнее становится дыхание.
С детства сознавая, что Небесный Отец обделил ее изяществом и красотой, Чаг поначалу бездумно, а потом вполне осознанно делала вид, что не интересуется ничем вызывающим восторг у ее подруг. Она знала, что при дворе отца ее считают грубой, мужеподобной, называя за глаза конь-бабой, но это скорее радовало, чем задевало Чаг. Давя в себе нет-нет да и появляющиеся ростки обиды на судьбу, зависть к Батигар и другим хорошеньким девушкам, она научилась гордиться своей мужественностью, и лишь поход через Чиларские топи, встреча со скарусами, а потом с Лагаширом, сломав заботливо взращенную броню, обнажили ее настоящую сущность. И, вглядываясь в новую, незнакомую доселе Чаг, принцесса с трудом могла поверить, что эта легкоранимая, робкая и жаждущая взаимности женщина и есть она сама.
Нашептывая на ухо сонному Магу глупые нежные слова, принцесса то с горечью, то с радостью думала о том, что есть, верно, на свете настоящие девы-воительницы с непреклонным характером, но она к таким не принадлежит. К счастью или к беде, это еще предстояло понять, она походила на краба, у которого под жесткой скорлупой таится нежное розовое мясо. Сравнение – нечего и говорить – грубое, но точное, и, признавая это Чаг не мешала губам проснувшегося Лагашира касаться ее лица и шеи.
Прошли сутки. Маг начал заметно набирать силы, и, отдаваясь его ласкам, Чаг не переставала удивляться тому, что мужчина может быть таким нежным. Но настоящим откровением явилось для нее то, что сама она способна испытывать к нему такую всепоглощающую нежность.
Эти двое суток поистине были самыми длинными и страшными, но в то же время самыми короткими и счастливыми в ее жизни. А на утро третьего дня ураган стих, выглянуло солнце, и почерневший, едва стоявший на ногах от усталости и бессонницы Гельфар, ввалившись в каюту, где Лагашир, поглядывая на разметавшуюся во сне Чаг, готовил себе снадобье из принесенных корабельным лекарем трав, прохрипел:
– Мы пережили шторм – дело за вами. Отыщите ваш живой компас, иначе нам никогда не найти «Забияку» – на море не видно ни одного паруса.

4

Мгал подождал, пока Лив выберется из трюма, и по лицу девушки понял, что опасения ее подтвердились.
– Вода прибывает с той же быстротой, с какой ее удается откачивать. Я предупреждала, что «Забияку» доконает даже небольшой шторм. Если бы вы меня послушали, отвели его в док, проконопатили, просмолили заново, укрепили шпангоуты, сменили мачту, тогда… – На глазах девушки блеснули слезы. – Впрочем, говорить об этом поздно, вы получили то, что хотели. Ты пустил на ветер наследство Дижоля, капитан Мгал! – Лив горько усмехнулась, и у северянина возникло желание ударить ее, но вместо этого он спросил:
– Что еще мы можем сделать, чтобы добраться до берега?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147