Отец в ответ и слова не вымолвил. Только неожиданно
вздохнул:
– Они предупреждали, что это может случиться…
Микроволновая печь.
– Что? – безучастно спросил Питер.
– Что ты станешь раздражительным и будешь временами выходить из себя.
– Что же в этом удивительного? Я же теперь не тот, что раньше! – усмехнулся Питер.
– Для меня это не имеет значения. Каким бы ты ни стал, – сухо ответил отец.
Питер тяжело опустился в кресло. Ему так хотелось крикнуть папочке, что он зря сердится. Во всем он сам виноват, вот пусть и злится на себя самого. Но он знал, что от этих слов тот совсем замкнется и уйдет в себя.
– Спокойной ночи! – закончил разговор отец.
– Спокойной ночи! – мрачно ответил Питер. Папочка ушел, а подросток еще полчаса сидел на
кухне. Он не двигался, разве что коротко вздыхал. Затем поднялся и, забыв про остывшее мясо, отправился к себе в спальню.

* * *

Прошло три дня. Томас все не возвращался. Питер позвонил в госпиталь. Там, казалось, все вымерли. Каждый день он разговаривал с доктором Лендсгейтом, и каждая такая беседа заметно прибавляла ему бодрости.
Дни шли однообразно. Поздно вечером отец возвращался из Чикагского университета. Кивком приветствовал сына – по-видимому, считал, что этого достаточно. Он никогда не упоминал о Томасе. Питер тоже не заводил разговоров на эту тему. Тело у него постоянно ныло, однако он ни разу не обмолвился о шамане – решил подождать еще день-другой и только потом просить о замене.
В ходьбе он тренировался постоянно.

* * *

Как-то вечером Питер достал с полки свой персональный компьютер и поместился на кровати. Аппарат поблескивал пластиковыми боками. Тролль осторожно, когтем, включил его. Машина казалась нелепой маленькой игрушкой в огромных когтистых лапищах.
Потом Питер оставил компьютер и подошел к полкам: ему хотелось просмотреть оптические дискеты. Некоторые слова, особенно короткие, в несколько букв, он узнавал сразу, но большинство слов вспомнить не мог. Подросток пытался отыскать в своей памяти ключ к пониманию более длинных слов, но мысли в голове ворочались тяжело, с натугой, словно на них набросили огромную, стесняющую свободу сеть. Наконец – он даже сам не понял как – ему удалось разобрать одну из надписей. Или – припомнить? «Биология»… Это слово ничего не значило для него… Бессмысленный набор звуков… Теперь он догадался, что имел в виду Томас, когда объяснял ему смысл кодирования словами-знаками. На этом принципе была основана вся современная метода обучения. Если бы кто-то попросил его: «Питер, собери, пожалуйста, все оптические дискеты, на которых встречается слово „биология“, – он смог бы выполнить это задание. Но при этом он даже предположительно не смог бы сказать, что значит это слово; тем более он, например, не смог бы подобрать дискеты, имеющие отношение к „биологии“, но не содержащие в названии этого слова. Это было горькое открытие. Еще горше стало на душе, когда он сообразил, что при таком подходе к делу он наберет много лишних дискет. На них будет написано это слово, но к сути его они не будут иметь никакого отношения. Это были дебри… Непроходимый лес, по которому когда-то он свободно разгуливал, зная, куда ведет та или иная тропинка. Боже, что с ним случилось? За что? В чем его вина?…
Он стоял неподвижно с дискетой в руке и тупо разглядывал надпись. Да, конечно, он мог воспроизвести это слово голосом. Мог даже выкрикнуть его во всю мощь раздавшихся вширь легких, но что это ему давало? Где был ключ к проникновению в смысл слов? Какое понятие кроется за этой самой «биологией»? Может, достаточно узнать, из каких букв состоит это слово, чтобы проникнуть в его смысл? Но какой толк будет из того, что он разложит слово на отдельные буквы или звуки? Ну, разложил, потом сложил – не много смысла прибавится от этой операции. А ведь за этим словом – он нутром чувствовал это! – скрывалась не цепь понятий-смыслов, а целое море разнообразных терминов, описывающих особую область окружающего мира. Питер чуть не заплакал от обиды – какую область? Пусть бы хоть намеком память подсказала ему отгадку! Никто ничего не приоткроет… Это стало ясно сразу и до конца. Самому надо постараться. А это тяжкий труд. И дело вовсе не в памяти – теперь подросток был уверен в этом. Просто сам строй его мыслей, сам способ восприятия в корне изменился. Питер теперь отчетливо ощущал разницу между собой прошлым и собой настоящим. Мало того, что мысли с трудом ворочались в его голове, он еще к тому же потерял необходимую остроту, резвость, которая была присуща ему, когда он был homo sapiens sapiens. Он прекрасно помнил, с какой легкостью мог перескакивать с предмета на предмет, мгновенно охватывая обширные области понятий. Это помогало скоренько выуживать смысл самых затейливых слов! Теперь было по-другому. Даже собственное тело отказывалось служить ему.
Питер почувствовал на себе чей-то взгляд – повернулся и увидел отца.
– Что ты делаешь? – спросил тот.
– Проверяю свои дискеты.
– Зачем?
– Хочу изучить их. Хочу научиться читать.
Отец недовольно поджал губы. Потом шагнул в комнату так, словно собирался завести какой-то долгий разговор, но, сделав несколько шагов, запнулся и замер
– Зачем… Питер?
Питер обрадовался. Наверное, стоит объяснить папочке свой план поиска генетического средства, которое могло бы исцелить и его и многих подобных ему металюдей Но вдруг понял, что это глупое объяснение, и смутился. Отец одним своим присутствием страшно давил на подростка. Питер ничего не ответил. Тогда доктор Клерис, помявшись, сказал:
– Я только… Я бы хотел, чтобы ты…
На отцовском лице явственно обозначилась глубокая
печаль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122