они запросто могут наткнуться на нас, коли прочесывают лес в поисках мулов. Скорее всего, они увидят белого жеребца, поймают его и используют в качестве вьючной лошади. Но если бы я измотал до полусмерти себя, жеребца и даже Гильфа, было бы еще хуже; а в окрестностях Утгарда, насколько я понимал, обитает гораздо больше великанов, чем в этой засушливой холмистой местности.
Медленно погружаясь в сон, я попытался представить одного из ангридов, пашущего землю на быках, как наш фермер пахал бы на игрушечном тракторе. Но не сумел, несмотря на все старания.

Море волновалось вокруг меня, несомого подводным течением. Мимо проплыла стайка рыбешек, похожих на сверкающие рубины, и столкнулась с другой стайкой, сверкающей серебром. На несколько секунд они смешались, потом разошлись в разные стороны. Серебристые рыбки зависли вокруг меня и в следующее мгновение стремительно унеслись прочь.
Я увидел далеко внизу девичье лицо Кулили, похожее на остров с высоты птичьего полета. Огромные губы шевельнулись, но голос прозвучал лишь в моем уме: Я создала их. Как женщина лепит печенье из теста, я вылепила всех их, взяв немного от деревьев, немного от животных, рубивших деревья, и немного от себя самой.
Потом я увидел руки Кулили – руки, словно сотканные из миллионов белых червей, – и Дизири, постепенно обретавшую под ними форму.
Этот сон затерялся среди многих других задолго до того, как мои веки затрепетали. Но затерялся не полностью.

Я проснулся на заходе солнца и уже через час ехал на север в сопровождении Гильфа, трусившего рядом с жеребцом. Когда взошла луна, я сказал:
– Мне кажется, я понял. Не всё, но многие вещи, не дававшие мне покоя.
Гильф бросил на меня быстрый взгляд:
– Насчет меня?
– Не только. Я думал, что ты меняешь обличье только ночью.
– Обычно.
– Да, обычно. Но не всегда. Например, мы с тобой и старым Таугом сражались с разбойниками не ночью.
Некоторое время мы молчали; жеребец осторожно пробирался вперед в темноте, луна медленно ползла вверх по холодному небу.
– Ты помнишь свою мать, Гильф? Хоть немного помнишь?
– Запах.
– Но ты разлучился с ней. Ты помнишь, каким образом?
– Не хотел. – Низкий голос Гильфа звучал задумчиво. – Но так вышло.
Я подумал о маленьких бездомных детях.
– Ты отстал и заблудился?
– Не мог догнать. Меня нашли коричневые люди.
– Бодаханы.
Он утвердительно рыкнул.
– Они низко кланялись, когда отдавали мне тебя. Помнишь? Они старались скрыть свои лица.
– Да.
– По-моему, кто-то в Эльфрисе занимался со мной, Гильф. Мне кажется, меня там учили. Но я не знаю зачем и не помню чему.
– Хм!
– Я даже не знаю, научился ли я хоть чему-нибудь. Но, думаю, бодаханы занимались и с тобой. Дрессировали тебя, натаскивали, каким словом ни назови. Научили тебя говорить, возможно. И вероятно, растолковали все насчет перемены обличий: как это делается и почему этого не следует делать на солнце – во всяком случае здесь, в Митгартре.
– Свиньи.
Я натянул поводья, придерживая жеребца.
– Что ты сказал?
– Свиньи. Чуете запах?
– Думаешь, они близко?
Я напряженно всмотрелся в темноту и скорее почувствовал, нежели увидел, что Гильф поднял голову и принюхивается.
– Нет.
– Мы вполне можем продолжать путь, – решил я после минутного раздумья. – Если нам не проехать здесь ночью, то днем не проехать тем более.
Когда мы взобрались на вершину следующего холма, Гильф заметил:
– Они мне нравятся.
– Свиньи? – Я с трудом отвлекся – от своих мыслей.
– Эльфы.
– Значит, они обходились с тобой хорошо. Я рад.
– Вы тоже.
– Со мной тебе приходилось несладко.
– Только один раз.
– На корабле?
– В пещере.
Потом я ехал в молчании. В деревьях за рекой пел соловей, и я невольно задался вопросом, почему птица, которая встретила бы теплый прием в любой стране, предпочла поселиться в Йотунленде. Потом я вспомнил, как жил один в нашей хижине, чтобы не путаться у тебя под ногами. Я не имел ничего против, мне даже нравилось жить одному – и тут я вдруг осознал, что мне точно так же нравится путешествовать в одиночестве по Йотунленду. Я нормально ладил с людьми, и многие из них заслуживали всяческого уважения, но ты никогда не увидишь замок Вальфатера, покуда они рядом с тобой.
Кроме того, было здорово снова оказаться с Гильфом наедине. Он был прав насчет леса, а я тогда почти не думал о том, как нам хорошо там. Тогда я часто думал о том, как он увеличивается в размерах и что на нем можно ездить верхом, будто на коне. Гильф был очень крупным псом, даже в обычном своем обличье, поскольку стать еще меньше никак не мог. В противном случае он стал бы размером с крохотного пекинеса миссис Коэн. Мне казалось, что на свете нет спутника лучше пса – большого пса вроде Гильфа.
Я попытался представить, кого еще, кроме Гильфа, мне хотелось бы видеть рядом. Дизири, если бы она любила меня. Ну а если бы не любила? Дизири замечательная, конечно, но суровая и опасная. Она не вернется ко мне, покуда я не найду Этерне, а может, даже тогда не вернется. Я подумал, что, если бы она отвечала мне взаимностью, она бы ни на минуту меня не покинула.
С Гарваоном я чувствовал бы себя неплохо, но не лучше, поскольку на самом деле он был Сетром. С Идн пришлось бы ужасно мучиться. Поук меня вполне устроил бы. Он бы постоянно порывался поговорить, а мне бы приходилось постоянно затыкать его, но я уже научился этому.
Наконец я остановил свой выбор на Бертольде Храбром: вот идеальный товарищ. Едва подумав о нем, я страшно по нему затосковал. Пока мы жили вместе, он все время был малость не в себе, из-за тяжелого ранения в голову. Он забывал вещи, которые следовало помнить, и ходил неверной походкой, точно пьяный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159