Мы скакали до тех пор, пока кони не выбились из сил, и наконец, когда короткий день сменился ночной тьмой, остановились возле крестьянского дома. У Ио есть деньги, и она говорит, что деньги эти принадлежат мне. Она предложила хозяевам дома маленькую золотую монету – при этом у них просто глаза на лоб полезли – и попросила хорошенько нас накормить, уложить спать и никому об этом не проболтаться. Вскоре нас догнал Полос, который вел в поводу трех лошадей с пустыми седлами. Один из этих коней был мой: в седельных мешках лежали оба мои свитка и стиль. Ио мне их показала и сказала, что мне нужно непременно все записывать.
Я как раз перечитывал то место в дневнике, где описано бегство Эгесистрата из Спарты, когда к домику с грохотом подъехала крытая повозка, которой управлял какой-то толстый старик. Крестьянин – он выглядит точно так же, как те пелтасты, что явились в храм вместе со своими господами, – клялся старику, что не видел нынче никаких чужаков, но я окликнул того по имени: «Клетон!» – и пригласил выпить с нами вина. Клетон говорит, что царь Котис мертв; теперь городом правит его старый советник, Тамирис. А еще он сообщил, что из Спарты приплыл на корабле некий стратег и с ним множество воинов; он требует сведений об Эобазе и о нас.
Глава 20
РАСКОС
Этот раненый пришел сюда перед рассветом. Мы все трое спали на полу, и, когда он постучал в дверь, я сел. Девочка Ио тоже проснулась. Я велел мальчику – его зовут Полос – отпереть дверь. Он не хотел – явно боялся, – а мне лень было вылезать из-под теплых одеял. Я подбросил дров в очаг и спросил, кто там.
– Раскос! – прозвучало в ответ.
Потом из комнаты, где спали крестьянин с женой, вышел хозяин дома и отпер дверь.
Раскос вошел, держа в руках легкий щит и дротики. Я тут же отбросил одеяла, полагая, что сейчас придется драться. Раскос что-то сказал хозяину, и тот рассмеялся, сжал пальцы в кулак и сунул большой палец в рот. Потом указал на табурет возле огня и, хотя я и не понял, что он сказал, видимо, пригласил Раскоса сесть.
Полос шепнул мне на языке эллинов:
– Он не пьяный.
Мальчик так дрожал, что я обнял его; при этом он резко выдохнул через нос – видно, такая у него привычка. Ему лет десять или чуть больше. У него рыжеватые волосы и темные глаза.
Раскос снова заговорил, озираясь вокруг; по всей видимости, он никогда прежде в этом доме не был. Он часто повторял одни и те же слова, и, когда Ио спросила, что он говорит, Полос объяснил:
– Он сказал, что заблудился в метели.
Я подошел к окну и открыл ставни. Ночью действительно была метель; все покрывал слой снега в палец толщиной, так что на деревьях и кустах будто расцвели белые цветы, купавшиеся сейчас в лунном свете.
Раскос о чем-то явно просил крестьянина, которого зовут, кажется, Олепис. Я собрался было захлопнуть ставни, но тут увидел на дороге людей.
Три человека несли на плечах какой-то длинный и, видимо, тяжелый сверток.
Когда один из них указал на дом, мне стало ясно, что они направляются именно сюда.
Но я был слишком занят иными мыслями, чтобы обратить на это должное внимание. Снова заперев ставни, я спросил у Ио:
– Помнишь, что сообщил нам Клетон? Я все раздумывал над его словами.
По-моему, раз уж мы все проснулись, нам лучше выйти пораньше.
– А может, лучше послать в город Полоса, чтобы он поговорил с этим спартанцем? – предложила Ио.
Я покачал головой, понимая, что знатный стратег и говорить не станет с каким-то маленьким оборванцем, и сказал:
– Первым делом надо отыскать Эгесистрата и сообщить ему, что здесь спартанцы, они узнали о нем и, вероятно, хотят его убить.
– Может, уже убили, – мрачно буркнула Ио. – Я знаю, ты этого не помнишь, господин, но несколько дней назад Эгесистрат пытался прочесть твое будущее и увидел, что ему самому грозит гибель. Похоже, смерть его была уже совсем рядом.
Я хотел сказать, что нам тем не менее следует все же предупредить Эгесистрата, если успеем, но тут кто-то постучал в дверь.
На пороге стояла плачущая женщина в темном плаще. Спутанные волосы были распущены по плечам, щеки в грязных потеках от слез; с нею пришла еще одна женщина, помоложе. Трое мужчин, что несли тяжелую ношу, остановились в нескольких шагах от них, явно чувствуя себя очень неуютно. Двое из них показались мне почти мальчиками.
Ио ткнула Полоса локтем, и тот сказал:
– Она говорит, что ее муж умер и они идут, чтобы предать его тело огню.
Она просит, чтобы этот мужчина пошел с ними.
«Этот мужчина» был наш хозяин; он улыбнулся женщине, покачал головой и указал ей на табурет возле огня, словно на нем сидел кто-то важный.
Женщина в ответ еще громче зарыдала, и из другой комнаты вышла жена крестьянина, чтоб успокоить ее.
– Ай, Раскос! – воскликнула плачущая женщина.
Тут крестьянин закричал на нее, но она не обратила на него никакого внимания, и он стал кричать на троих носильщиков, которые только качали головами и отводили от него глаза. Потом они опустили свою ношу на снег и сняли покрывало: под ним было тело мужчины, и, хотя было слишком темно и лежавшего на снегу освещала только луна, чтобы быть полностью уверенным, однако мне показалось, что мертвый очень похож на того, кто нас разбудил.
Крестьянин взял из очага горящую головню и поднес ее к мертвому. В бороде у покойника виднелись седые пряди; нос был, по-моему, сломан.
Из-под полуопущенного века на нас глядел глаз; мне так и хотелось его прикрыть, но я не стал этого делать. Левое плечо мертвеца было разрублено топором или тяжелым мечом почти до нижних ребер.
Крестьянин, что-то шепотом приказав своей жене, занял место одного из юношей, что несли тело, и вся процессия двинулась прочь от дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113