(Когда я закончу описывать события сегодняшнего дня, надо будет перечесть прошлые записи, чтобы вспомнить, как это было.) Фракийцы отвечали, что ничего не нарушали, что мирное соглашение остается в силе, а пелтасты, убившие Фаретру, действовали по собственной воле, просто из ненависти к нам, но никто им такого приказа не давал. Они также заявили, что царь непременно накажет тех из них, кто остался в живых, и что нам уже назначены конники для сопровождения и охраны.
Затем они обвинили нас в том, что мы сожгли священное изображение богини Котис. Эгесистрат отвечал, что оно само свалилось в костер, а у нас вовсе не было желания оскорблять кого-либо из богов, да и дров в пещере было предостаточно. Он предложил заплатить серебром за изготовление новой статуи богини, и они согласились.
Царица амазонок через Эгесистрата передала фракийцам, что священные кони очень испуганы и плохо себя чувствуют в темных стойлах в глубине пещеры, далеко от огня. Двое коней к тому же сорвались с привязи и упали в темноте в расщелину, так что их пришлось прирезать.
Когда фракийцы услыхали об этом, они помрачнели и заявили, что мы нарушили данную им клятву. Иппофода (таково имя этой амазонки) рассердилась и стала что-то выкрикивать им на своем языке. Эгесистрат очень старался договориться мирно, но амазонки схватили фракийцев и приставили им мечи к спинам.
После этого Эгесистрат и Иппофода долго о чем-то спорили, и лишь минуту назад было наконец решено: одному фракийцу мы позволим уйти, а второго оставим в заложниках. Если царь Котис будет соблюдать условия мира, мы вернем ему этого фракийца. А если нет – мы его убьем.
* * *
Пока я перечитывал записи о вчерашнем жертвоприношении и клятве, пришли дети. Они хотели поговорить со мной. Девочку зовут Ио Табайкос, мальчика – Полос. Девочка – моя рабыня. Во всяком случае, так она сама говорит, хотя поцеловала меня в щеку, как дочь, и я посадил ее себе на колени. Она и есть та самая Ио, которая помогала мне вчера поить коней – я только что прочитал об этом в своей книге. Я спросил, не является ли и Полос моим рабом.
Она рассмеялась:
– Нет. Он мой… я учу его говорить.
Мальчик широко улыбнулся.
– Он что, сын одной из этих женщин?
Ио помотала головой.
– У них нет сыновей. Если у них рождается мальчик, его отдают отцу.
Отцы их детей – обычно сыновья Сколота. Ты, наверное, ничего не помнишь про них, хотя несколько сколотов было на корабле Гиперида. У них еще такие длинные бороды, а у одного были очень синие глаза. Они отлично стреляют из лука.
– Мне сейчас не до сыновей Сколота, – отвечал я. – Расскажи мне о Полосе.
– Ну… Он, например, знает о лошадях так много, как никто другой в мире. Если бы это он оставался со священными конями, ни один из них не сорвался бы с привязи и не свалился в расщелину.
Мальчик как будто понял, что она сказала, и важно кивнул.
– Он явно не сын Эгесистрата, даже если та молодая женщина приходится Эгесистрату женой, – сказал я. – Тем более Эгесистрат говорит на том же языке, что и мы. Он чей, этот мальчик? Кому он принадлежит?
– Мне, – отвечала Ио. – Я же тебе говорила, хозяин.
Я погрозил ей пальцем и сделал вид, что сейчас прогоню ее с колен.
– Не шути со мной. Где его родители?
Ио пожала плечами:
– Где-то на северо-востоке, наверно. Он, во всяком случае, туда показывает. Не думаю, правда, что он живет в родительском доме.
Мальчик покачал головой и сказал что-то вроде: «Энкилин».
– Они живут в горах, – перевела Ио. – Покажи хозяину то, что ты нашел, Полос.
Мальчик застенчиво отступил и, порывшись в складках драной козьей шкуры, служившей ему одеждой, достал оттуда маленький кожаный мешочек.
Когда я протянул руку, он развязал кожаные завязки и высыпал мне на ладонь звонкие золотые монеты.
Я даже присвистнул:
– Ничего себе! Где ты нашел столько денег, Полос?
Он взглянул на Ио, словно прося у нее разрешения ответить мне по-эллински, и сказал:
– Взял у убитого.
– У одного из убитых тобой, хозяин, – пояснила Ио. – Он считает, что, раз это ты его убил, деньги принадлежат тебе.
Я задумался.
– Может, мы лучше разделим их? Половину тебе, Полос, а половину мне?
Мальчик энергично закивал.
– Только пусть моя доля хранится у Ио, а то сам я забуду об этих деньгах. Она меня знает. Но только никому не говорите, что у вас есть так много денег, иначе вам глотки перережут. Поняли?
Мы пересчитали монеты и разложили их на две кучки. Их было восемнадцать, каждая размером примерно с ноготь моего мизинца. Ио сбегала и принесла тряпку, в которую мы завязали мою долю – девять монет. Полос ссыпал свои монеты обратно в мешочек и тоже отдал Ио.
– Послушай, – спросил я у Ио, – сколько пелтастов, по-твоему, напали на нас нынче утром?
– Много. Их было гораздо больше, чем нас.
Я кивнул:
– А сколько это – много?
– Десятка два, а может, и три.
– А могло их быть восемнадцать? Или давайте лучше пересчитаем убитых – тогда проще будет определить, со сколькими мы сражались. Вы с Полосом их не считали?
– Я только тех считала, которых ты убил, – ответила Ио. – Их было семеро.
Мы пошли взглянуть на убитых; всего их оказалось одиннадцать. Тот, у которого был мешочек с монетами, был в шлеме; у него, по словам детей, было еще и кольцо на пальце, но кто-то уже снял его. Он смотрел на меня невидящим взором, лишенным всякой ненависти.
– Ио, – сказал я, – Эгесистрат считает, что Полос может оказаться фракийским шпионом. А ты как думаешь? Можно ему доверять?
Не успела она ответить, как Полос, подняв обе руки вверх и яростно мотая головой, отбежал в угол пещеры.
– Он не хочет слушать чужие секреты, – объяснила Ио.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113