– Мой сын там? В поместье?
– Доктор Джеймсон счел за лучшее лечить его здесь.
– Нет! – отрезала Катарина. – Я хочу, чтобы его перевезли в Мемориальную больницу. Или самолетом отправили в Гонолулу. Но чтобы его лечил доктор Джеймсон, я не хочу!
– Боюсь, у меня нет полномочий на такие действия, доктор Сандквист, – ответила Иоланда Умики тоном, ясно указывающим, что она принимает приказы только от хозяина. – Если вы приедете в поместье, мистер Йошихара объяснит вам всю ситуацию.
Катарина помедлила, раздумывая, как задать еще один вопрос, сомневаясь, поверит ли она словам, которые услышит, и все-таки зная, что не может закончить разговор, не задав его.
– Скажите мне еще одну вещь. Что, Майкл жив?
На том конце помолчали, потом произнесли:
– Я не слышала ничего, что говорило бы об обратном.
Катарина, захлопывая крышку телефона, убеждала себя, что в голосе Иоланды Умики звучала нотка симпатии. Но все-таки слова женщины были такими... странными.
Не пыталась ли она дать понять, что Майкл жив, так, чтобы не нарушить какой-нибудь эдикт Йошихары о запрете на информацию? Или же просто не хотела быть дурным вестником? С глазами, полными слез, Катарина повернулась к Хауэллу:
– Прошу вас, не оставляйте попыток. Не знаю, что они делают, но если мы в этом не разберемся, мой сын умрет.
Потом она покорно позволила Робу вывести себя из здания. Через минуту – Роб за рулем, рыдающая Катарина – на пассажирском сиденье – они мчались через весь остров.
* * *
Джош Малани, весь в клубах коричневатого тумана, прижимался лицом к плексигласовой стене, сверля глазами пустую комнату за пределами прозрачной тюрьмы. Счет дням был потерян, ибо свет в комнате никогда не гас.
Ни часов на стене.
Ни окна, чтобы следить за сменами дня и ночи.
Последнее, что он помнил точно, было решение поехать на пляж в Спрекельсвилле в надежде на то, что у моря, на воздухе ему станет легче.
Дальше память путалась, но, скорей всего, он упал, потерял сознание рядом с пикапом и, кажется, чувствовал себя при этом ужасно, хуже быть не может.
Так, будто вот-вот умрет.
Но кто-то оказался рядом, поднял его, положил в багажник машины.
Потом он помнил, что проснулся и при пробуждении чувствовал себя очень прилично.
Тяжесть в груди ушла, и все тело вибрировало от энергии. Но открыв глаза, он сразу понял, что что-то не так.
Во-первых, почему он в буром тумане, а во-вторых, почему голый?
И это не больница.
Он даже не на кровати!
Он лежал на подстилке, и туман вокруг был прямо-таки непроглядный. Но что касается всего остального, он чувствовал себя нормально. Он сел, огляделся и понял, что не один.
Там был кто-то еще, на другой подстилке, шагах в шести от него. Стряхнув остатки сна, он сразу узнал Джеффа Кину. Тоже голый, тот крепко спал, но когда Джош прикоснулся к нему, проснулся, вскочил с подстилки и согнулся в стойке, готовый атаковать.
– Джефф, Джефф, это же я! – отскакивая, закричал Джош. Ему показалось, что приятель даже не узнает его, но потом тот понемногу расслабился, обмяк, вышел из стойки и опустился на бетонный пол. Он долго смотрел на Джоша и когда наконец заговорил, то его голос оказался хриплым, как будто заржавленным, с какими-то гортанными нотами. Хотя атаковать он больше вроде не собирался, глаза его не мигая следили за Джошем с сосредоточенностью хищника, который сторожит свою жертву.
– Значит, они и тебя схватили.
Джош не сразу понял, о чем он, но потом до него дошло – тростниковое поле!
Машина, припаркованная в устье проселочной дороги, которая рванула вглубь поля, когда он оттуда выехал.
И другая – та, с синей мигалкой, что он принял за полицейскую, но она не развернулась, чтобы кинуться ему вдогонку, когда он, не глядя на спидометр, жал на всю катушку подальше от пожарища.
От пожарища, на котором бросил Джеффа Кину.
– Извини, – прошептал он, – я не должен был... я не должен был оставлять тебя там.
– Скажи лучше, не должен был удирать, – прорычал Джефф и снова напрягся так, что мощные мускулы собрались под кожей в узлы, а Джош приготовился к нападению.
Джефф Кина всегда был дюймов на шесть выше и раза в два тяжелее Джоша, но до сего дня ни разу от него не исходило ни малейшей угрозы.
Теперь же он видел, как Джефф борется с собой, пытаясь сдержаться.
– Что они сделали? – прошептал он, пытаясь скрыть овладевший им ужас. – Где мы? Что они с нами сделали?
Еще одно страшное мгновенье Джош следил, как раздирает Джеффа внутренняя борьба. Но понемногу напряжение вновь спало.
– Мы умрем, – произнес Джефф. – Так же, как умер Киоки. Умрем, и все.
– Да почему? – возмутился Джош. – Что случилось?
Джефф пожал плечами.
– Не знаю. Ничего не знаю и спросить некого.
Потом Джефф смотрел, как Джош обживается: как ходит вдоль стен, ощупывая, оглядывая каждый дюйм, до которого может дотянуться, выискивая путь наружу. Снова и снова. Круг за кругом. Как крыса в лабиринте, Джош ходил и ходил по стенам.
Пожалуй, с час.
А может, с два.
А может, и больше.
Он долго чувствовал на себе неотступный взгляд Джеффа и поначалу старался не поворачиваться к нему спиной. Но время шло, Джефф сидел неподвижно, и внимание Джоша переключилось с сокамерника на застенок.
Потом Джефф перебрался на свою подстилку и там заснул.
Тут Джош, все-таки продолжая чувствовать на себе чей-то внимательный взгляд, заинтересовался тем, что находится за пределами прозрачной тюрьмы.
И увидел камеры.
Четыре камеры, направленные на застенок, со всех ракурсов наблюдающие за каждым движением заключенных.
Некуда скрыться, некуда убежать от всевидящих, неумолимых линз.
Через некоторое время Джош тоже заснул, но вдруг проснулся, мгновенно выпрямился, словно пружина, и, прижавшись спиной к стеклу, встал в низкую оборонительную стойку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93