– Быстрым движением он ввел под кожу правого предплечья Алекса острие иглы шприца и надавил на поршень. Выдернув иглу и промокнув место укола смоченным спиртом тампоном, Торрес спросил Алекса, не было ли ему больно.
– Нет.
– А вообще ты чувствовал иглу?
– Чувствовал.
– А на что это было похоже?
– Я... я не знаю.
– Ладно. – Торрес кивнул. – Спокойной ночи, Алекс. Завтра увидимся.
Когда Алекс закрыл глаза, Торрес еще несколько минут стоял, пристально глядя на юношу. Затем, шагнув к приборам у изголовья кровати, нажал несколько клавиш на клавиатуре компьютера. Уже собравшись уходить, он обернулся и снова взглянул на Алекса.
Веки его закрытых глаз мелко и часто вздрагивали. Как бы хотел Торрес найти способ узнать, что творится в этом изуродованном мозгу сейчас!
Но некоторые тайны были неподвластны даже ему – доктору Раймонду Торресу.
Глава 8
Алекс взглянул на часы, стоявшие на столе Торреса. Торрес заметил это – он уже привык следить за каждым движением юноши.
– Осталось всего два часа, – сказал он. – Волнуешься?
– Да нет, – пожал плечами Алекс. – Скорее любопытно.
Отложив в сторону ручку, Торрес откинулся на спинку стула.
– А я на твоем месте, наверное, волновался бы. Ты же возвращаешься домой после трехмесячного отсутствия – по-моему, поводов для волнения достаточно.
– Я же возвращаюсь не совсем домой, верно? – голос Алекса был лишен какого бы то ни было выражения. – Ведь пока меня не было, родители переехали, и я этот дом раньше не видел.
– А ты бы хотел вернуться в дом, в котором родился и вырос?
После секундного колебания Алекс покачал головой.
– Да, по-моему, это не так уж важно – все равно я совсем не помню наш старый дом.
– И ничего по отношению к нему не чувствуешь?
– Нет. – Алекс все так же равнодушно смотрел на доктора.
Вот в этом, снова подумал Торрес, и есть проблема. Алекс утратил способность чувствовать. Испытывать эмоции. Переживать. Нет, безусловно, его исцеление – это почти чудо: к нему вернулась способность видеть, ходить, разговаривать и слышать. Но полностью исчезла способность чувствовать.
Даже известие о том, что его скоро выпишут из Института, не вызвало у него никаких эмоций реакции. Он воспринял его так же безучастно, как воспринимал теперь все. И вот это – Торрес досадливо поморщился – единственное, что мешало расценивать проведенную операцию как полный и несомненный успех.
– А тебе вообще хочется вернуться в Ла-Палому? – неожиданно задач он вопрос Алексу.
Потянувшись в кресле, Алекс закинул ногу на ногу. Со второй попытки ему удалось устроить лодыжку левой ноги на колене правой.
– Мне... наверное, просто интересно, как это все будет, – ответил он наконец. – Я все думаю – удастся ли мне узнать хоть кого-нибудь или что-нибудь... или все будет так, как тогда, когда я в первый раз очнулся.
– Ну, с тех пор ты ведь вспомнил многое.
Алекс с тем же безучастным видом пожал плечами.
– Да... но я все спрашиваю себя – действительно я вспомнил все это или мне просто приходится всему обучаться заново.
– Но это невозможно. Речь может идти только о восстановлении памяти – так быстро усвоить такой объем информации не может никто. И не забудь, что, когда ты очнулся, то сразу заговорил. Язык-то ты не забыл, а значит...
– Но тогда я не понимал значения очень многих слов, – напомнил Алекс доктору. – И многих – до сих пор не знаю. – Встав, он неуверенно шагнул, постоял, словно раздумывая, и шагнул снова.
– Все будет в порядке, Алекс, – Торрес внимательно наблюдал за юношей. – Сейчас тебе не стоит требовать слишком многого от себя. На все нужно время. Кстати, о времени. По-моему, пора начинать. – Он подождал, пока Алекс поставил кресло рядом с его стулом так, что оба они смотрели теперь на экран для слайдов, установленный в углу кабинета. Убедившись, что Алекс устроился в кресле, Торрес щелкнул выключателем. На экране появилась картинка.
– Что это? – спросил Торрес.
Алекс колебался не более секунды.
– Амеба.
– Верно. А когда ты изучал биологию?
– В прошлом году. Нам преподавала ее мисс Лэндри.
– А не помнишь, как эта мисс Лэндри выглядела?
Алекс задумался, затем сказал, мотнув головой:
– Нет.
– Ну хорошо. А отметку ты получил какую?
– Отлично. Но это было нетрудно – с точными науками у меня никогда не было проблем.
Ничего не сказав, Торрес поменял слайд.
– А, это картина да Винчи, – кивнул Алекс. – «Мона Лиза» – так, кажется?
– Так. А не помнишь ее второе название?
– "Джоконда".
Картинки сменяли одна другую, и каждый раз Алекс без труда узнавал изображение. Наконец Торрес выключил экран и повернулся к Алексу.
– А ты помнишь что-нибудь о других предметах?
– Нет. То есть мама мне кое-что рассказала... Но сам я не помню про них почти ничего. Имена учителей – некоторых... названия предметов... Но когда я думаю про них, я ничего не вижу – вы понимаете?
Торрес кивнул.
– То есть зрительных ассоциаций у тебя не возникает?
– Нет. Никаких.
– А все то, что ты видел уже после своего... пробуждения, ты можешь представить себе без труда?
– Да. Это как раз просто. И еще иногда я вижу что-нибудь и чувствую при этом – что-то знакомое... но до конца вспомнить не получается, хоть убейте. А когда мне наконец это называют, ощущение такое, будто я вспомнил... однако не совсем так... Очень трудно передать словами.
– Что-то вроде «дежа вю»?
Брови Алекса слегка сдвинулись.
– Это по-французски... означает, что тебе кажется, будто ты это уже видел раньше?
– Именно так.
– Нет, это совсем другое. – Алекс напрягся, мучительно подыскивая слова. – Знаете, как будто... половинчатые такие воспоминания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105