Он взрывал поверхность странной геометрией террас и улиц. Но все четкие, ровные формы были теперь разрушены ползучими растениями, которые расшатали камни в стенах и оставили под ногами груды сухих веток и стеблей.
Камилла отпустила Роберта побродить по городу одного, а сама села, прислонившись спиной к валуну, и стала слушать цикад. Ее ноги и руки слегка ныли, а тело дрожало, как перед отложенной операцией.
Но Вилкабамба никогда не возродится во всем блеске своих дворцов и улиц, как когда-то весело думал Роберт. Нет, он бродил там, где в земле гнили останки города. В этих развалинах не было ни силы, ни богатства. Покрытые мхом руины, казалось, уже наполовину стали землей. То тут, то там в стенах виднелись дверные проемы, ниши или отверстия фонтанов. Но больше ничего не было. Город осел под огромной тяжестью леса.
И все же он без труда узнавал форму и предназначение тех или иных строений, это узнавание причиняло ему старую боль: площадки и возвышенности для церемоний, места для отдыха, храмы и огромный ритуальный камень. У него даже возникло такое чувство, что это его собственная слабость мешает ему наслаждаться этим городом, что хорошо знакомые формы, которые восхищали его две недели назад в Чокекиро, по-прежнему ярко блестят здесь, в этих джунглях, и все дело только в нем – это он сам потускнел.
Теперь у него сильно болела уже вся нога, и он оперся на свои палки, как на костыли. Голова кружилась. Где же на самом деле Вилкабамба? Неужели это он и есть? Не существует надписей, которые бы увековечили его. Он должен был остаться в памяти людей, живших здесь, но не осталось никого, кто бы помнил о нем.
Погрузившись в непонятный транс, Роберт оставил свой блокнот под деревом и забыл вернуться и забрать его.
Он бесцельно бродил по городу, совершенно не думая об истории; в его голове царил полный беспорядок, он двигался как будто во сне. Кое-где крестьяне очистили руины от растений, и можно было увидеть длинные стены из расшатавшихся камней. Но джунгли уже посеяли свои семена в пустых щелях, в которых никогда не было цемента, и начали карабкаться вверх по каменной кладке. Тишину нарушали лишь звон цикад да журчание невидимой реки.
Как под гипнозом, он все бродил и бродил среди этих ярких сплетений камней и листьев, вросших в землю ступеней и дверных проемов, которые вели туда, куда отступили инки, так никогда и не создавшие алфавита.
В ту ночь они впервые за несколько недель занимались сексом. Оказавшись под куполом палатки, освещенным светом звезд, Роберт потянулся к ней, как ребенок, который хочет, чтобы его утешили. Он обнял ее и почувствовал, как ее тело плывет навстречу ему – такое сильное и плотное тело; ему показалось, что она физически наполняет его собой, и он выкрикнул ее имя.
И все же он понял, что так и не смог снова овладеть ею, вернуть ее себе. Он почувствовал, как в ней пробуждается жалость – она проводила пальцами по его волосам, – и вскоре ощутил, что эта жалость становится все материальнее, казалось, она обнимает его так, как обнимала собственного сына, с полуэротичной нежностью. Несмотря на его изнеможение, это отдалось в нем каким-то скрытым предупреждением, и когда Роберт целовал ее шею, плечи, даже губы, он как будто благодарил ее за что-то очень нежное, но так и оставшееся нетронутым.
Глава шестнадцатая
Холодное солнце поднялось над лесом. Шелест и шорохи, которые обычно наполняют заросли на рассвете, стихли, и на джунгли опустилась дневная тишина. Бродя по развалинам Вилкабамбы, Франциско рассматривал каменные стены, наполовину вросшие в землю. Звук его шагов по сухим веткам напоминал громкие выстрелы. Даже ему, не сильно сведущему в архитектуре инков, было понятно, что у тех, кто возводил эти здания, не было ни богатства, ни времени. Город был построен всего за тридцать лет до того, как инки покинули его. Судя по некоторым оставшимся деталям – притолокам, нишам, – здесь все было построено временно.
Когда он ходил по террасам города, Франциско охватила какая-то грусть, похожая на болезнь. Бедность делала это место беззащитным. Упорство строителей этого города отозвалось в нем горькой печалью. Они как будто говорили: оставьте нас в покое. Это хорошо знакомые нам формы и конструкции. В них больше нет былого могущества, но они все еще наши. Уходите.
Но испанцы не захотели уйти. Они сожгли все священные мумии и унесли в безвестность золотого бога солнца.
Что он здесь делает? Может быть, с помощью него его предки получили заслуженное наказание. Вот почему боль так сладка. Даже его собственное тело казалось ему чужим. Мягкая и неровная земля заставила все вокруг замолчать, накрыла город серым панцирем. Он казался себе легче пыли. Сросшиеся воедино камни и растения поблескивали на сухой земле. Франциско с отчуждением глянул на свои ноги в поношенных кроссовках. Он уже несколько раз представлял себе, как они наступают на след от стальных сапог конкистадоров, но сами так и не оставляют никакого следа. А как странно выглядят эти руки, вцепившиеся в палки! Сплошь покрытые волдырями и язвами, они казались чужими руками.
Там, где комнаты остались нетронутыми, Франциско представлял, что даже сами инки нагибались, входя в них: дверные проемы казались удивительно низкими. И хотя он знал: это из-за того, что они немного вросли в землю, он никак не мог отогнать от себя мысль, что жертвы его народа уменьшились физически.
И все же инки считали Вилкабамбу раем; они даже попытались воссоздать здесь священный пейзаж потерянных родных земель: скалы и горы, которым они поклонялись. Франциско посмотрел на одну из таких скал – огромную и когда-то священную, – вздымающуюся в сумерках над джунглями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48