- Ответь на вопрос кроссворда. Персонаж комедии Н.В. Гоголя «Ревизор». Девять букв. Первая «п», последняя «н».
– Мало ли какие идиоты составляли твой кроссворд! - поморщился Мельников.
– Не важно какие, - сказал Симбирцев. - Я открыл томик Гоголя и нашел в «Ревизоре» Пуговицына.
– И кто же этот Пуговицын? - Мельников, похоже, был удивлен искренне.
– Выскажи предположения…
– Наверное, кто-то из купцов с приношениями…
– Полицейский! - объявил Симбирцев. - Полицейский. Один из трех. Держиморда, Свистунов и Пуговицын. Квартальный. Но в отличие от Держиморды и Свистунова слов не произносит, а вместе с десятскими подчищает тротуар.
– Ну конечно же! - Мельников вскочил, вызвав недоумение в зале. - Я ведь перед тобой дурака разыгрывал! Ваньку валял! Будто я не знаю, кто такой Пуговицын! Я, когда ставил «Ревизора» в Твери… да, в Твери… Пуговицына сделал главным героем. Я ведь понял замысел автора. Понял! И он, Николай Васильевич, потом являлся ко мне в сны и мои догадки подтвердил. «Молодец, Шура, молодец! - по плечу меня похлопал. - Никто, Шура, не разгадал мой потайной замысел, а ты разгадал! Докумекал!» А как же? Главная сцена в «Ревизоре» - немая. И главный герой с объявленной фамилией Пуговицын - немой! Тротуар подчищает, да еще и с десятскими, для отвлечения смысла.
– Какой репримант неожиданный! - рассмеялся Симбирцев.
– Что ты имеешь в виду? - присев, поинтересовался Мельников.
– Это не я имею в виду, а одна из дам в «Ревизоре». Как раз перед немой сценой.
– Опять ты шутки шутишь! - обиделся Мельников. - Просто ты не можешь понять силу, нет, мощь моего замысла.
– Да видел я твой тверской спектакль! - сказал Симбирцев. - И не было в нем никакого немого квартального Пуговицына!
– Не было! Конечно, не было! - согласился Мельников. - Меня этот стервец Меньшиков подвел, Олег. Зазнался. Нос задрал. В Тверь не поехал.
– Да что он у тебя делал-то бы?
– Как что! Как что! - воскликнул Мельников. - Его немой Пуговицын присутствовал бы во всех сценах, и именно все сцены от того вышли бы столь же значительными, как и знаменитая финальная.
– По-моему, ты все это теперь придумываешь, - в задумчивости произнес Симбирцев. - А прежде ты ни про какого Пуговицына не ведал и не думал.
– А хоть бы и теперь! - все более воодушевлялся Мельников. - Осознай, какое смелое решение! Никому в голову такое не приходило. Даже Мейерхольду! Только мне. Ну и еще, конечно, самому Николаю Васильевичу. Конечно, и ему тоже. Послушаем Прокопьева, пружинных дел мастера. Прокопьев, Сергей…
– Да просто Сергей! - вздрогнул Прокопьев. Произнесение звуков далось ему нелегко, он ощущал себя онемевшим персонажем.
– Вот, вот! Что вы-то скажете о значении в «Ревизоре» немого квартального?
– Я… Я и не думал… - растерянно заговорил Прокопьев. - Я и не помню, что Пуговицын есть в «Ревизоре»… Но по-моему вы, Александр Михайлович, все очень убедительно разъяснили…
– Вот, Николай, вот! Простой-то человек как все чувствует! Ты - смеешься, а он - понимает! - Мельников разулыбался, он, похоже, гордился теперь Прокопьевым, будто достойным своим адептом. - Мастер - золотые руки! Кстати, а как обстоят дела с моим диваном и креслами? Я ведь звонил вам…
– Вы звонили, - кивнул Прокопьев. - Мы договорились, что я зайду к вам вечером в среду. Я заходил. Но дверь мне не открыли.
– В доме была одна собака, - вспомнил Мельников.
– Она мне не открыла…
– И правильно сделала! - одобрил собаку Мельников. - А то пришлось бы и в вас исправлять пружины!
– Но ведь мы с вами договаривались, - произнес Прокопьев почти резко.
– Да! Да! - героем «Разбойников» Шиллера принялся вышвыривать из себя слова Мельников, укор Прокопьева явно не понравился ему. - Да, я просил вас оказать услугу! Но в среду вечером тени мастеров прошлого заставили меня отвлечься от ваших пружин!
И рука Мельникова словно бы отбросила от себя диванные пружины.
– Хорошо, будем считать - моих пружин, - сказал Прокопьев.
– Шура! - возликовал Симбирцев. - Ты как птица скопа над речным простором. Паришь в небесах над людьми!
– Ты бестолочь и пошляк, Николай! - воскликнул Мельников. - Ты ввел меня в раздражение Пуговицыным, а теперь изводишь пружинами! Я не могу… Тебе стоит швырнуть в лицо перчатку с вызовом!
Мельников вскочил и понесся из закусочной. Симбирцев рассмеялся, произвел рукой некое движение, как бы одобряющее Прокопьева и его пребывание на Земле, и степенно последовал за попечителем Теней.
– А не вызовет ли он его теперь на дуэль? - тихо сказал Прокопьев, ни к кому не обращаясь. - Из-за Пуговицына и моих пружин…
– Кто кого? - удивилась кассирша Люда.
– Мельников Симбирцева…
– Ой! Ой! - воскликнула Люда, но чувствовалось, что соображение о дуэли вызвало в ней радость. - Для них же деньги не отменили! Какие могут быть между ними дуэли? Это Васек Касимовский норовит перебить гуманоидов. Я ему устрою! Каков! Кафе и без кассирш! Ну ладно, без денег! Но как же без кассирш-то? Водила отчаянный!
А в закусочную тем временем вошел знакомый Прокопьеву Арсений Линикк, объявивший себя днями назад печальным Гномом Телеграфа.
– Сенечка к нам пожаловал! - обрадовалась Люда. - Душка ты наш!
Прокопьев уважал людей обязательных, сам старался держать слово, а потому действия достопочтенного Александра Михайловича Мельникова породили в нем недоумения. Впрочем, ему ли судить о загадках натур из поднебесий искусства? Но то, что он уже не пойдет починять диван и два кресла, обитые кожей, он постановил. Даже если Александр Михайлович извинится перед ним и станет рассыпать бисер, он в его дом не пойдет. Деньги? Ну и что деньги? Митя Шухов, тот, в нынешнем случае и виду не подал бы, взялся бы возрождать диван с креслами, но вряд ли владелец мебели получал бы потом от нее удовольствия и комфорт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32