— Как успехи в учебе? — перевел разговор на другую тему Генрих Иванович.
— Успехи неважные.
— Что так?
— Переходный возраст. Другие интересы.
— Какие же, если не секрет?
— Не секрет. Размышляю о смысле жизни.
— И какие выводы?
— А выводы такие, что смысл моей жизни лежит в области чужих интересов. В моих интересах смысла нет.
— Какие же у тебя интересы?
— Хочу стать патологоанатомом.
— Почему? — удивился Шаллер.
— Потому что мертвый человек возбуждает во мне интерес. Глядя на мертвеца, ощущаешь себя живым, тогда как глядя на живого, ощущаешь себя никаким.
— Где же ты видел мертвецов? — спросил Генрих Иванович.
— У учителя Теплого.
— Что же они, прямо у него в квартире лежат?
— Да нет же! — Джером поморщился. — Он собирает атласы судебной медицины. У него их целая библиотека. Вот я и смотрю их на досуге. А ты видел когда-нибудь мертвецов?
— Приходилось, — ответил полковник, вспомнив мать, придавленную обломками дома во время Чанчжоэйского землетрясения. — Я видел мертвецов.
— А ты видел, как купец Ягудин упал мордой на булыжники?
— Видел. А почему ты спрашиваешь?
— Уж больно у него голова крепкая была! Другая бы — разбилась, как арбуз, от такого удара, а от ягудинской даже булыжник треснул! Может быть, он мутант?
Как ты думаешь?
— Может быть. — Шаллер поглядел мальчику в глаза — большие, с черными зрачками во все глазное яблоко. В них, подернутых влагой, он разглядел свое отражение, искаженное, как будто полковник смотрел на себя с обратной стороны подзорной трубы. — Может быть, и мутант, — еще раз повторил Генрих Иванович.
— Проплывусь, — сказал Джером и слегка оттолкнулся от бортика ногами. Он придал телу ускорение, но при этом слишком низко опустил подбородок и всем ртом хлебнул воды. Мальчик закашлялся, замолотил руками по воде, развернулся лицом к Шаллеру и протянул ему ладонь. Полковник опять помог обрести Джерому почву под ногами и, не сдержавшись, заулыбался.
— Что ты смеешься? — спросил мальчик. — Разве тебе не известно, что каждый человек что-то делает хорошо, а что-то плохо? Так вот, плаваю я плохо. Что в этом смешного?
— А что ты делаешь хорошо?
— Пока я еще не знаю, что делаю хорошо. Слишком мне мало лет… Хотя нет, одно дело я делаю прилично. Но тебе не скажу какое.
— Секрет?
— Наверное. Я не знаю, как ты к этому отнесешься, а потому не скажу.
— Не говори, твое право… Но, может быть, ты мне скажешь, откуда на твоем лице синяки?
Джером задумался.
— Синяки на моем лице — дело частое, — сказал он. — Почему-то многим доставляет удовольствие бить меня по лицу. Видимо, в конструкции моей физиономии есть что-то притягательное для ее набития. Я так полагаю, что это то же самое, как голое женское тело когото притягивает для объятий. Кстати, не можешь ли ты мне объяснить, что движет тобою, когда ты целуешь женские груди и живот? Ведь все это может быть не совсем чистым? Например, для меня эта область человеческого общения не представляется привлекательной.
Почему-то этот вопрос Джерома прозвучал для Генриха Ивановича самым естественным образом, он даже не почувствовал смущения, возможно, из-за того, что сам мальчик не видел в этом вопросе ничего скабрезного, а потому спокойно на него ответил:
— В жизни каждого человека, в определенном возрасте, наступает момент, когда он чувствует влечение к противоположному полу. Это абсолютно нормальный физиологический процесс. Когда-нибудь и ты почувствуешь влечение.
— Какого рода это влечение?
Шаллер хмыкнул.
— Знаешь, это очень трудно объяснить…
— Попробуй.
— Ну, бывает момент, когда влечение заставляет тебя забыть обо всех проблемах, когда тело дрожит от желания разрядиться.
— Чем разрядиться?
— Семенем для продолжения рода.
— Как будто бы мы это в интернате проходили.
— Тогда тебе все известно, — облегченно вздохнул Генрих Иванович. — Это называется инстинктом продолжения рода.
— Для этого в женский организм суется штука, из которой обычно писают?
— Можно и так сказать.
— А у меня есть семя?
— Когда вырастешь, семя будет и у тебя.
— И инстинкт продолжения рода?
— И инстинкт в тебе проснется.
— А что главнее — инстинкт или сознательное продолжение рода?
— И то и другое главное.
— А мне кажется, что не будь инстинкта, то не будет и сознательной надобности продолжать род. Я думаю, что инстинкт подменяет сознание, а человеку кажется, что делает он все осмысленно.
— Ты не прав. Для взрослого человека очень важно увидеть свое продолжение в детях.
— Во мне инстинкт не проснулся, а потому то, что ты проделывал со своей женщиной, не представляется мне привлекательным. Добровольно я бы никогда этого не стал делать. И я бы не хотел видеть своего продолжения. Мне и так не слишком радостно. Кстати, у тебя есть дети?
— Нет.
— Ты тоже не хочешь видеть своего продолжения?
— Хочу. Но не все, что хочется, случается. Зачастую наоборот: то, чего ты особенно желаешь, становится невозможным.
— Твоя женщина тебе родит ребенка.
— Дело в том, что это не моя женщина.
— Как это? — не понял Джером. — Ты же делал с ней то, что обычно делают только со своими женщинами.
— Бывают исключения. — Генрих Иванович замялся. — Понимаешь, существуют вещи, которые непросто объяснить. Например, у меня есть жена.
— И что?
— Детей полагается иметь от жен и мужей.
— Тогда пусть тебе жена родит.
— Она не хочет.
— Вот видишь! — обрадовался Джером. — Значит, у нее, как и у меня, отсутствует инстинкт продолжения рода… Но ведь это не беда! Плюнь на условности и попроси красивую чужую женщину родить тебе ребенка!
— Я же тебе объяснил, что так не полагается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92