— Валим? — спросил Мыкин.
— Куда? — не понял Митрохин.
— Не куда, а кого! Ильясова.
После удачной драки в жилах Митрохина протекал сплошной адреналин, и он без колебаний ответил «да».
— Вот и хорошо. Засаду в квартире устроим.
— А если менты нагрянут?
— А чего им там делать? Они все что надо нарыли.
— А все-таки?
— Отвертишься как-нибудь! — подбодрил тепловик. — Скажешь, что тебе шум у соседа почудился, вот ты и проверить решил.
— Это что ж, я один в квартире сидеть буду? — возмутился Митрохин.
— По очереди, — успокоил Мыкин. — Ты днем преимущественно, я по ночам.
— Тогда ладно. Когда начинаем?
— Сегодня и начнем.
Друзья пожали на прощание друг другу руки, и каждый пошел своей дорогой.

6. РЕКОРД
Участковый Пустырок Володя Синичкин примчался в госпиталь, держа в протянутой руке носовой платок с завернутым в нем кусочком карапетяновского языка.
Первым, кто ему встретился в коридоре, оказался и.о. главврача, который окинул несостоявшегося рекордсмена презрительным взглядом, а вслух спросил:
— Какими судьбами?
— Да вот, — радостно доложил Синичкин. — Язык карапетяновский отыскал.
— Кто такой — Карапетян? — поинтересовался быв-ший ассистент.
— А это лейтенант нашего отделения. Он вчера на дне озера язык себе откусил. Так я его нашел…
— Поздно, — покачал головой и.о.
— То есть как это поздно! — возмутился Володя. — Я по науке язык сохранил! Во льду держал!
— Все равно поздно. Рану ему обработали и зашили.
— Так расшейте! — обозлился Синичкин на такую бюрократию. — Ваше дело произвести все возможное, что зависит от врача! Вы с меня звездочку хотите снять, а я с вас за такое равнодушие к обычным офицерам погоны сниму!
Синичкин сам похолодел от слов, неожиданно из него выпрыгнувших. Но продолжал сохранять мужественное выражение лица и орлом смотрел на бывшего ассистента.
В свою очередь ассистент решил не рисковать, так как через три дня должно было прийти решение об утверждении его в качестве главного врача госпиталя, а потому он сказал, что сделает все возможное, взял из рук Синичкина платок с куском языка и скрылся в ординаторской.
Капитан постучался в закрытую перед ним дверь и попросился навестить Карапетяна в палате.
— Навещайте, — позволил и.о.
Через пять минут Володя сидел над постелью лейтенанта и восторженно сообщал, что не все в жизни сослуживца еще потеряно, что отыскался его армянский язык и сегодня же его пришьют на место.
В глазах Карапетяна просветлело, он приподнялся в кровати и приобнял Синичкина, отчего участковый едва не прослезился, но лишь хлюпнул от высоких чувств носом.
— Не стоит, не стоит! — приговаривал он. — Все мы в одной команде, помогать друг другу должны…
Неожиданно Карапетян схватил с тумбочки лист бумаги, карандаш и стал что-то шибко писать, пока на листочке хватило места. После этого он особенным взглядом посмотрел на Синичкина и сунул ему исписанную бумагу в руки.
— Здесь прочитать? — спросил Володя.
Карапетян кивнул головой.
В бумаге сообщалось то, что Синичкин уже читал в письме Погосяну. А в частности, лейтенант писал, что на него напали экзотические рыбы, что они сожрали его бакенбарды и откусили язык. Далее Карапетян сообщал, что обнаружил на дне озерном икряную кладку, икринки которой достигали теннисного мяча в диаметре, и на просвет в них обнаружились человеческие зародыши. Еще лейтенанту показалось, что икра готова вот-вот лопнуть, и именно в этот момент на него напали хищные рыбы.
Карапетян смотрел на Синичкина, и заключался в его глазах немой вопрос — веришь?
— Верю, — с твердостью в голосе ответил капитан.
В этот момент в палате появились санитары с коляской и забрали лейтенанта на операцию.
Синичкин помахал сослуживцу на прощание рукой, а сам задумался о карапетяновском сочинении.
Пойду еще раз схожу на карьер, решил Владимир.
Он поспешал на свою территорию, насколько позволяли ему жирные ляжки, впрочем, шел быстро и через полчаса был на месте. Часы показывали восемь тридцать утра. На берегу Синичкин увидел совершенно странную и ужасающую картину. Весь берег, вернее снег, покрывающий берег, был густо обагрен кровью. Вдобавок к этому Синичкин насчитал сотни мелких косточек с остатками красного, уже успевшего подмерзнуть мяса.
Ах! — стал клясть себя Синичкин. — Почему я не поверил Карапетяну! Правду писал увечный. За правду пострадал горемычный!
Подойдя поближе, он с содроганием сердца обнаружил, что останки принадлежат новорожденным младенцам и что убиты они были каких-то полтора часа назад, как раз тогда, когда он помчался доставлять в госпиталь язык.
— Да здесь целый родильный дом полег! — закричал капитан. — Господи, да что же это такое!
Он выхватил из кобуры пистолет и стал стрелять из него в воздух, пока не кончились патроны. Потом забегал среди останков и, глядя на обглоданные черепа новорожденных, прижав руки к сердцу, причитал:
— Ах вы детки мои милые!.. Котятки!..
Через минуту Синичкин разглядел фигуру прохожего, идущего как раз в сторону побоища.
— Не подходить сюда! — заорал он во все горло.
— А что случилось? — спросил прохожий издалека. — Я слышал выстрелы!
— Проходите стороной! Милиция! Дойдете до телефонного автомата, вызовите наряд! Понятно?..
— Понятно, — ответил любопытный, развернулся и побежал в сторону новостроек.
Участковый Синичкин заплакал. У него не было детей, и он тяжело воспринимал пейзаж с мертвыми новорожденными, клацая в бессилии зубами.
— Звери! Звери! — приговаривал Володя. — Какие звери!..
Через пятнадцать минут прибыл газик с майором Погосяном и прапорщиком Зубовым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110