Организм молчал, не реагировал даже на самые пикантные фантазии. Сначала Мао пытался себя убедить, что оно к лучшему, что именно этого он и добивался. Но поскольку чувства уже победили сознание и он весь был в их власти, сердце китайца захлестнули жестокие страдания. Мао мучился ночами, скручивая из простыней веревки, боялся одной лишь мысли о своей любимой женщине и ощущал себя неполноценным уродом.
Целый месяц он был в плену отчаяния — похудевший, заросший волосами, грязный и вонючий, как крокодил. Но как-то ранним весенним утром он проснулся с решимостью в глазах, которая обязательно приходит после отчаяния, издал могучий рев, как будто призывал на бой соперника, хлестнул себя пару раз по щекам, так что на губе выступила кровь, и вышел на улицу, к весенним ручьям, к ненавистному ему человечеству…
Он купил маленькую одноместную палатку, рюкзак, продуктов на месяц, билет на самолет и, уже не возвращаясь домой, не сказав никому ни слова, улетел к морю, в Крым…
Морские пляжи в апреле всегда пустынны, но Мао „ боясь человеческих глаз, забрался в самое глухое место, где не было ни одного строения, где были только крутые скалы и вопящие чайки. Он поставил палатку и стал жить в ней „ сосредоточившись на своем больном организме.
Мао дал слово, что откусит себе палец в случае выздоровления, а если понадобится, отгрызет и всю руку.
Когда кончились привезенные продукты, он залезал в еще холодное море, обдирал с ближайших скал мидий и пожирал их сырыми, не обращая внимания на их попискивания, круша свои зубы недоразвитым жемчугом…
Прошло два месяца, но главная мышца в теле по-прежнему молчала. Остальные же мышцы наливались силой, и Мао стал похож на слона — медлительный, с мощными ляжками, с маленькими глазками…
Не желая, чтобы отчаяние вновь завладело всем его существом, он решил обратиться к Богу. Но к какому?.. Рожденный от китаянки и еврея, живший всю жизнь на территории православия, он мог выбирать из трех богов по своему усмотрению… И тут Мао неожиданно вспомнил своего отца, о котором не думал уже с десяток лет., и кровь его немного потеплела…
На следующий день, когда солнце зависло в зените, Мао, сидя на краю скалы, ощущая под собой море, сделал себе обрезание. Бритвой он срезал свою крайнюю плоть и кольцом надел ее на палец. Затем залез по пояс в соленое море и стоял в нем, сжав зубы в пока не остановилось кровотечение…
Таким образом он дал обет Богу всех евреев, Богу своего отца…
Начинался купальный сезон, и отдыхающие осваивали новые пляжи, подбираясь к стоянке Мао. Как-то он заснул на скале, а проснувшись, увидел под ней маленький нудистский пляж.
Несколько женщин и мужчин подставили свои обнаженные тела под солнечные лучи и молча, слушая накатывающиеся волны, дремали…
Мао неожиданно для себя залюбовался этой картиной, успокоился, а когда вдруг посмотрел на низ своего живота и увидел возрожденную жизнь, то издал победный вопль, до смерти напугав нудистов… Он зашел в свою палатку и повязал бантом красную ленточку на оживший орган, отмечая тем самым праздник. Затем сунул в рот палец и изо всей силы сомкнул на нем острые зубы, выплюнул его, откушенный, в море и, окровавленный, с украшенным половым органом, появился на нудистском пляже. Загорающие, пришедшие в панический ужас от открывшейся им картины, похватали свои вещи и побежали с пляжа, оставив торжествующего Мао одного. Китаец громогласно расхохотался и стал сворачивать свой лагерь, готовясь к обратной дороге.
Мао вернулся в столицу, возрожденный, с еще более обезображенной рукой, с кольцом крайней плоти на одном из уцелевших пальцев и вдруг позабывший о своей любви, с приходом здоровья покинувшей его душу.
Подходя к своей квартире, он увидел воткнутый в щель бланк поздравительной телеграммы, в которой было написано: «Поздравляю днем рождения зпт желаю счастья эпт здоровья зпт любви тчк твой отец Иосиф».
КЕРОЛАЙН
Я попытался рассказать о своих братьях и о том, как они потеряли пальцы.
Теперь же мне предстоит поведать немного о себе. Я постараюсь уложиться коротко, к тому же и рассказывать особенно нечего.
После того как отец подкинул Мао бабушке, он вновь исчез. На сей раз Иосиф не пытался форсировать границы отечества, а отправился в глубинку России, где и познакомился с моей матерью — тихой русской женщиной. Отец, еще молодой, но с абсолютно седой головой и глубокими морщинами на лице, влюбился мальчишеской любовью в сибирскую красавицу, оплодотворил ее своим живучим семенем, и вследствие этого через девять месяцев родился я.
Я был совершенно обычным ребенком, не отличался ни красотой, ни особым умом, а тем более не выказывал каких-нибудь неординарных способностей. Я рос, как тысячи моих сверстников, довольный своим детством, любящий своих родителеи…
До пяти лет я не знал о существовании братьев, живущих в столице, да если бы и узнал, мне было бы совершенно наплевать. Ребенка интересует только то, что находится рядом, то, что можно пощупать руками, или на худой конец отправить в рот, чтобы, пережевав, проглотить.
Лишь по достижении пятилетнего возраста, после того как моя мать умерла от какой-то непонятной болезни, я узнал, что являюсь младшим братом двух отпрысков с совершенно нерусскими чертами лица.
После похорон матери отец провыл в открытое окно три дня, собрал меня в дорогу, и мы поездом отправились знакомиться с родней.
Бабушка, совсем старенькая, потерявшая способность удивляться, узнав о существовании третьего внука, лишь пожала плечами и пошла собирать на стол праздничное угощение.
Дедушка распил с отцом бутылочку водки, поговорил с ним о том о сем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24