— Сколько уже жив?— Часов пять, наверное! — ответили из персонала.— Давление?— Сто двадцать пять на восемьдесят.Профессор под марлей улыбнулся.— Значит, не помрешь! — сказал он Василь Василичу.— Буду жить? — обалдело переспросил носитель резца.— Ну, если сразу не помер, то чего ради сейчас тебе концы отдавать?.. Мы тебе антибиотик поколем, железяка-то грязная поди?— Грязная, — согласился Василь Василич, сердце которого вернулось на прежнее место и стучало счастливо.— Умом немножко поедешь, — уточнил профессор. — Но мы тебя понаблюдаем, проконтролируем… Комфорт и все такое, как в Четвертом управлении. Знаменитостью станешь!..— А домой? — поник Василь Василич.— А дом тебе, батенька, если жить хочешь, теперь — Институт мозга. Без него в крематорий, или овощем станешь. Выбирай, каким хочешь?..Так Василь Василича, отца Лили Мятниковой, поселили в Институте мозга, где он стал главным чудо-экспонатом, к которому водили по три иностранных делегации в день. Был там, правда, еще один мужик, который по собственной воле из одного уха в другое спицу через мозги просунул. Говорил, что йог, что может этот металл преспокойно из себя изъять, без вреда для здоровья. И в самом деле, как-то по секрету он показал этот фокус Василь Василичу, на секунду вытащив из уха спицу, а потом, всунув ее обратно.— Зачем ты здесь? — удивился бывший токарь.— Я — йог.— Так лучше на свободе йогом быть!— У меня дома нет, — улыбнулся хитрый йог. — Я сюда и поселился. Здесь тепло, здесь я личность, кормят прилично… Мне здесь хорошо!— А мне — плохо…— Когда плохо, надо уматывать в нирвану.— Я не умею, — покачал головой Василь Василич. — Я, наверное, овощем стану…Так, семья Мятниковых осталась без кормильца. Пенсию за главу семьи не платили, так как комиссия установила, что токарь сам виноват в случившемся, нарушив технику безопасности при похмельном синдроме.Поначалу супруга Софья Андреевна навещала мужа с домашним, вкусненьким, а потом ей сообщили, что посещения отменяются, так как Василь Василич Мятников превращается в овощ.Полная Софья Андреевна спала ночами обычно плохо и все гадала, глядя на разные фазы луны, в какой такой овощ превращается отец ее ребенка. Иной раз представляла, что супруг в кабачок оборотился, другой раз ей казалось, что Вася — большой астраханский арбуз, а иногда — длинный парниковый огурец, но это иногда…Потом министр здравоохранения квартиру дал на Остоженке за то, что Мятников оказал советской медицине неоценимую помощь.А Софье Андреевне больше нравилось жить на Преображенке, там люди были попроще и не вертели носов от созерцания ее простого лица.Хорошо хоть дочка росла справной, училась в школе на отлично и не шаталась после уроков во дворе, а ходила в бассейн, где ее, четырнадцатилетнюю пигалицу, уважали, присвоив звание мастера спорта.Ах, как хороша была в ту пору Лиля Мятникова! Стройна на диво, хоть и высока более обычного, волосом белоснежна, кожей румяна, а глаза, чуть раскосые, от предка татарского доставшиеся, смотрели на свет Божий открыто и бесстрашно.Конечно, все парни в бассейне влюблены были в Лильку, даже тренер Хосе Фернандес, сын испанских коммунистов, не мог без волнения смотреть на девушку, когда она, проплыв пять километров, выбиралась из бассейна, откинув голову назад, чтобы с волос вода стекла. При этом купальник натягивался на девичьей груди, от созерцания которой не только сыну коммуниста становилось мучительно вожделенно, но и директору спортивного общества, человеку совсем старому, иногда сидящему на трибуне с подзорной трубой, приходилось закладывать под язык валидолину.Пацаны, те просто, когда Лилька шла в раздевалку, обегали бассейн с наружной стороны и забирались по краденным со стройки лестницам к закрашенным окнам душевых, с заранее проскобленными в краске дырками, в которые и пялились на голых пловчих подростки, сглатывая при этом густые слюни, и ожидая появления Мятниковой.Истинная красота сама себя защищает. Редко когда пацанам удавалось разглядеть хотя бы часть Лилькиного голого тела. Она всегда была либо в халатике, либо закручивала свою красоту в большое махровое полотенце.И лишь однажды она явилась после душевой в предбанник лишь с полотенцем на бедрах. Обнаженная грудь Мятниковой так потрясла пацанов, что руки с зажатыми в них предметами сексуального назначения синхронно задвигались, делая стенку спортивного учреждения совсем неприличной.Внизу страдали малолетки-близнецы Петриковы, предлагая за место на лестнице аж три рубля.Их никто не слышал, начиналась новая серия обстрела стены, хотя по тем временам на трешку можно было купить три страницы из иностранного журнала с совершенно голыми бабами и уже решать издержки гиперсексуальности в домашних условиях продолжительное время.В тот день пацанам повезло вдвойне, но в последний раз.Кто-то из девчонок разглядел в замазанном краской окне чей-то вожделеющий глаз, и завизжали тотчас все, кроме Мятниковой, которая почему-то подошла к окну вплотную и раскрыла махровое полотенце, представляя всю себя на пацанское рассмотрение голой. Выдержать эту картину не смог никто. С лестницы попадали все, словно автоматной очередью по спинам полоснули. Драпанули с расстегнутыми штанами в разные стороны, лишь мелкие близнецы Петриковы бесстрашно забрались на оставленные беглецами места, где их и взяли за шкирки тетки-ватерполистки, пришедшие в раздевалку на визг и попросту открывшие окна настежь.Петриковых втянули в бабье пространство, где остался лишь дух голых девичьих тел, а на следующий день близнецов отчислили из спортивной секции, вдобавок на учет в милицию поставили с приговоркой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75