Лола Александровна Елистратова
Бог ищет тебя



Лола Елистратова
Бог ищет тебя
роман для голоса с фортепьяно

«Закрывая за собой дверь, проверьте, не осталась ли на вас сидеть бабочка».
Надпись при выходе из теплицы по выращиванию бабочек

«Dior me, Dior me not».
Название духов Диор, летней новинки 2004 года

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Отражения в воде

1
ШАГИ НА СНЕГУ

Повернув на набережную, Лиза вдруг поняла, что весна действительно началась. Еще недавно это казалось невозможным: Нева была намертво скована льдом, и стылая жизнь безразлично скользила по мостам, а через окна Эрмитажа замороженным золотом мерцал шпиль Петропавловской крепости. Молчаливый зимний Петербург торжественно блестел от холода.
И вдруг – расквасился, разнюнился, посерел, потек. То, что было белым и строгим, оголилось, вылезло во всем убожестве. Весна пришла, но не сладкая весна цветов, обнимающая теплые страны, а тяжелая и пронзительная весна света, весна тающего снега.
Щурясь от бьющего в глаза солнца, Лиза перешла дорогу по направлению к гостинице «Англетер». Обогнула разлапистую лужу и подошла к крыльцу. Мартовский жесткий свет ослеплял девушку: отражаясь от сугробов, наваленных вдоль асфальтовой кромки, он приобретал такую яркость, что контуры предметов и лиц расплывались, превращались в неясные пятна. Жмурившаяся Лиза даже не заметила бы стоявшего у дверей человека, если бы он не сказал негромко:
– Здравствуйте, Лиза.
Тогда она обернулась и увидела его. Он стоял у самого входа в «Англетер», будто знал, что Лиза сейчас придет, и ждал ее. Стоял в застывшей, нелепо-изысканной позе, словно замерший в движении танцовщик.
Лицо в дымке напряженной усталости.
Лиза не очень удивилась и не очень обрадовалась.
– Здравствуйте, Дима.

Почему-то в глубине подсознания чиркнуло воспоминание, никак не связанное с этим случайным знакомым, – сцена гадания на кофейной гуще. Чашка, перевернутая на блюдце, и гадалка Марина, дымящая сигаретой: «Подожди, я пока покурю, кофе должен стечь», и скука ожидания – нетерпение, смешанное с равнодушием, но с привкусом страха, а потом в чашке – благородный король.
– Мой муж?
– Нет. Не муж.
– А что с мужем?
– Если помиришься с ним, потеряешь благородного короля. Жалко – он ложится в твоей жизни восьмеркой.
Восьмерка – вычурный символ бесконечности – нервной, изломанной линией распласталась по Лизиному воображению. Однажды, сидя в машине, с визгом разворачивающейся по снегу возле Юсуповского дворца, Лиза явственно различила восьмерку, выписываемую колесами по обледеневшей набережной Мойки. Это был разворот – начало и конец чего-то. Восьмеркой ложился кровавый след раненого Распутина, выбегавшего из боковой двери Юсуповского дворца, на этом самом месте; восьмеркой опустится на него сверху история бедной Лизы, полыхнув на мгновение в петербургской ночи, как красная оперная Жар-птица.
– Но я не хочу, – сказала Лиза.
– Не сможешь его удержать, – отвечала гадалка. – Потеряешь.
– А как я его потеряю?
– Да просто пройдешь мимо и не заметишь.

Отчего же не замечу? А если он поздоровается?

– Здравствуйте, Лиза.
– Здравствуйте, Дима. А я вас не заметила. Такое солнце… ослепляет…

Они не виделись три недели.
Познакомились два месяца назад, после Нового года, когда Лиза только приехала в Петербург. Он подсел к ней за столик за завтраком в гостинице. Спросил:
– Я не помешаю?
– Нет, – автоматически ответила она.
Стояла зима, жизнь была окована льдом и неподвижна.
– Почему вы такая грустная?
Она посмотрела на него с легкой неприязнью: упитанный, лицо ироничное и плотское, меланхоличное, сластолюбивое. Что-то говорил – она рассеянно слушала, глядя в стену. Протянул визитную карточку и представился: «Дмитрий Печатников. Можно Дима».
– А я Лиза.
– И чем вы занимаетесь здесь, Лиза?
– Я музыковед, – односложно ответила она. – А вы?
– Бизнесмен.
– Собственно, я и сама могла бы догадаться, – сказала она, скользнув взглядом по его лощеному облику.
– Это ирония?
– Да нет… нет… Бизнес – это так солидно. Надежно.
– Давайте лучше поговорим о музыке, хорошо, Лиза?
– Хорошо, – откликнулась она, как эхо.
– Вот я в первый раз в жизни вижу живого музыковеда. Даже не знал, что такие существуют. Да еще пьют кофе по утрам в гостинице «Англетер».
Она не улыбнулась.
– Клянусь, в первый раз в жизни вижу, – повторил он.
– Ну и как?
– Красиво, – мягко сказал Дима. – А может быть, вы возьмете надо мной шефство, Лиза? Сходим послушать музыку. А вы мне расскажете, как к ней правильно относиться…
Он говорил, но Лизе не было слышно мелодии. Только глубинное звукоизвлечение, словно шаги на снегу: одиночество, нерешительность, неразличимые следы, приглушенный звук и потом, медленнее, очень медленно – забвение…
Он уехал. Музыку они так и не послушали.
Потом он появлялся опять и приглашал в Мариинский театр. И еще звал поехать в Москву, на гастроли Римского балета.
– Поехали, – говорил он, – вам понравится. Андрис Лиепа привез в Москву воссозданные балеты из «Русских сезонов» Дягилева.
– Да, я знаю, – ответила Лиза. – «Жар-птица».
Затрепещут огненные крылья, алое перо полыхнет, вырвется и очертит в воздухе магическую восьмерку. Иван-царевич пойдет вслед за ним и спасет из вечного царства холода несчастную Ненаглядную красу.
Изысканная Ирма Ниорадзе станцует партию Жар-птицы.
Но по-прежнему была зима, лед – непробиваемая корка льда, и пустые паузы. Лизина мелодия все время прерывалась, созвучия улетучивались, финалы сцен повисали на остановившемся дуновении.
1 2 3 4 5