«Я знаю, где ты была, – говорила по вечерам Мамми Мамми своей дочке Пони Пони. – Ты была на часовом заводе и часами глядела, как твой отец чинит часы».
«Да, – отвечала Пони Пони, – сегодня, когда я часами глядела, как мой отец чинит часы на часовом заводе, я несколько раз оборачивалась через левое плечо и видела полицейского со звездой и блестящими пуговицами, и он часами смотрел, как я часами гляжу на отца, часами чинящего часы на часовом заводе».
Это был удачный год. Пони Пони накопила деньжонок. Наступил День Благодарения. Пони Пони сказала: «Пойду поищу тыквы, сделаю тыквенный пирог». Она ходила из одной лавки в другую, заглядывала во все фермерские фургоны, что приехали в Элгин торговать тыквами.
Она нашла то, что хотела, желтую тыкву, усеянную золотыми пятнышками. Она принесла ее домой, разрезала и увидела, что внутри она, как и снаружи, густо-желтая, покрытая золотыми пятнышками.
Сверкнуло что-то серебряное. Она засунула пальчики поглубже и шарила-шарила, пока не выудила что-то, сверкающее серебром.
«Это знак, это сигнал, – сказала она. – Это пряжка, пряжка для туфельки, серебряная китайская пряжка для туфельки. Она как раз под пару к другой. Наша судьба снова меняется. Охо-хо. Охо-хо!»
Она рассказала отцу с матерью о пряжке. Они вернулись назад на свою ферму в Небраске. Все три года, что их не было, ветер дул, дул и сдул всю воздушную кукурузу.
«Теперь мы снова будем фермерами, – сказал Иона Иона Полотнокс Мамми Мамми и Пони
Пони. – Мы будем выращивать капусту, свеклу, и турнепс, мы будем выращивать тыкву, брюкву, репу и огурцы для засолки. Мы будем выращивать пшеницу, овес, ячмень и рис. Мы будем выращивать кукурузу всех сортов, только не того, из которого делают воздушную кукурузу».
Его похожая на пони дочка, Пони Пони Полотнокс, очень гордилась своими новыми туфельками, застегнутыми вокруг лодыжек. На левой туфельке и на правой туфельке было по пряжке, по серебряной китайской пряжке для туфелек. Обе под пару друг к другу.
Иногда в День Благодарения, на Рождество или на Новый Год она просит своих друзей быть повнимательней, когда они режут тыкву.
«Тыквы меняют твою судьбу, удача может обернуться несчастьем, а несчастье – удачей», – объясняет Пони Пони.

Агу-Агу и Уа-Уа – две девчушки, что жили сначала в Вали-Руби, штат Мичиган, а потом в Тележном Колесе, штат Колорадо, потом в Сломанных Воротах, штат Огайо, затем в Окнах-Нараспашку, штат Айова и наконец в Люцерна-Клевер, штат Оклахома, и поселившись там, приговаривали: «В штате Оклахома всегда мы дома».
Однажды летним утром Агу-Агу и Уа-Уа проснулись и сказали друг другу: «В штате Оклахома всегда мы дома». В то утро в открытом окне промелькнула тень гуся, она мелькнула прямо по кровати, где Агу-Агу и Уа-Уа спали по ночам с закрытыми глазками, а утром просыпались и открывали глазки.
Тень гуся мелькнула по потолку, мелькнула по стене, а потом уселась на стену, как картинка, на которой нарисован гусь, но только картинка живая – она все время то скручивала шею, то вытягивала.
«Агу-Агу», – закричала Агу-Агу.
«Уа-Уа», – пропела Уа-Уа.
Только Уа-Уа пропела свое уа-уа тихо и ласково, а Агу-Агу прокричала свое агу-агу так громко и противно, что все в доме и вверху и внизу, и все соседи в округе услыхали ее агуканье.
Тень гуся слегка приподняла левое крыло, потрм подняла правую лапку, гусиную лапку, и пошла-пошла кругом-кругом, гусиным шагом, все время возвращаясь туда, откуда вышла, а лапки ее возвращались точно туда, откуда пускались в путь. Потом она снова остановилась на том же месте, как картинка, на которой нарисован гусь, но только живая картинка – она то вытягивала шею, то скручивала ее кольцом.
Агу-Агу сбросила одеяло, выскользнула из кровати и с громким агуканьем побежала вниз к матери. Но Уа-Уа сидела в кровати, улыбаясь и пересчитывая свои розовые пальчики, чтобы проверить, столько же их у нее, сколько было вчера. Но считая свои розовые пальчики, она уголком глаза поглядывала на тень гуся на стене.
Тень гуся снова слегка подняла левое крыло, подняла слегка правую лапку, гусиную лапку, и пошла кругом-кругом, гусиным шагом, все время возвращаясь туда, откуда вышла, а лапки ее возвращались точно туда, откуда пускались в путь. Потом она снова остановилась на том же месте, как картинка, на которой нарисован гусь, только живая картинка – она то вытягивала шею, то скручивала ее кольцом.
Все это время маленькая Уа-Уа сидела в кровати, пересчитывая розовые пальчики и уголком глаза поглядывая на тень гуся.
Потом маленькая Уа-Уа сказала: «Доброе утро, уа-уа тебе – и еще раз уа-уа, я глядела в окно, когда ты появилась. Я видела, как ты села на стенку как картинка. Я видела, как ты кружилась и вернулась туда, откуда вышла. Я видела, как твоя шея вытягивалась и скручивалась в кольцо. Доброе утро тебе, уа-уа тебе, и даже два уа-уа».
Тогда тень гуся, как будто отвечая на это «доброе утро», как будто отвечая на то, что Уа-Уа хотела сказать своим уа-уа, вытянула шею прямо, куда дальше, чем раньше, и скрутила ее кольцом, куда круче, чем раньше.
Все это время Уа-Уа сидела в кровати, ощупывая пальцы на ножках, будто хотела проверить, хватит ли у нее пальцев на ручках, чтобы потрогать все пальцы на ножках, как будто хотела посмотреть, похож ли мизинец на ручке на маленький пальчик на ножке, и такой ли толстенький большой палец на ручке, как и на ножке.
Тогда, когда в комнате все затихло, тень гуся подняла левую лапку и начала петь – петь так, как всегда поют тени гусей – левой лапкой, очень нежной левой лапкой, так нежно, что расслышать можно только самой тоненькой стрункой в глубине уха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45