могут ли иметь промышленное значение разработки золотоносных месторождений по долинам рек Мук-Су, Саук-Сай и Танымаса.
Сейчас, когда вся долина видна нам весьма отчетливо, невольно думается, как бы эта могила золота, уже ставшая могилой ученого Ф.Ф. Рогова, чуть не ставшая могилой топографа Герасимова, не стала и нашей могилой. Чем черт не шутит.
Десятый раз мне вспоминается гибель Рогова. Афанасий, видевший гибель Рогова и ездивший потом искать его труп, все время напоминает мне, что памирские реки злы и жертв своих не возвращают. Киргизы, узнавшие о нашем намерении, все наперебой убедительно просят нас оставить опасную затею, определяя реку как «яман-су», что значит – злая воля. Как дико Мук-Су унесла Рогова и оторвала от экспедиции ценнейшего ученого. Вместе с другой участницей экспедиции, геологичкой, Рогов отправился вниз по реке Мук-Су к леднику Мушкетова. Кончив работу, они возвращались к своей главной стоянке. Навстречу им из лагеря выехали два товарища. Бурная многоводная река Мук-Су разделяла их.
В период максимального таяния ледников реки становятся недоступными. Такими периодами для Памира бывают конец июля и первая половина августа. О мостах через памирские реки не может быть и речи. Их некому и не из чего строить, а если их и построят, то в первое же половодье мосты будут снесены. Общепринятой переправой через эти реки является переправа в брод рано утром, когда вода с ледников еще не начинает прибывать. К тому же реки не глубоки и редко глубина их достигает 1,5 м. Но зато течение рек так сильно, что даже киргизские лошади, так привыкшие ко всякого рода переправам, и те иной раз не в состоянии устоять против бешеного течения.
Когда Рогов и его сотрудница начали переправляться с берега, на котором производили работу, и въехали в воду, их обоих сорвало и закрутило течением. Спутница успела, однако, броситься в воду с седла и ее вынесло на остров посредине реки. Лишь поздно вечером ее оттуда сняли арканом, а лошадь ее погибла, разбитая о камни. Не то было с Роговым. И он и лошадь успели выплыть на мелкое место, но измученная лошадь уже не могла больше держаться на ногах и легла в воду, еле переводя дыхание. Федор Федорович Рогов, растерявшись, стоял над ней и ждал когда она встанет, чтобы вместе выбраться на берег, бывший всего в 2-3 м. К несчастью, к моменту, когда лошадь встала, ему пришла в голову нелепая мысль сесть на нее. Он сел, вставил ноги в стремена седла, но лошадь упала снова и на этот раз вместе с Роговым, при чем он не мог выпутаться из стремян, и течение опять подхватило свою жертву и вынесло в самую стремнину. Стоявшие на этой стороне только видели, как река, будто играя со своей жертвой, показала лошадь два раза: один раз вверх ногами, а другой раз всплыла спина, но седло было пусто, Рогов исчез. Ударила ли его лошадь, ударило ли его о камни, как он освободился от погубивших его стремян, – осталось неизвестным. Лошадь всплыла несколько ниже, а Рогов уже больше не показывался. Три дня искали товарищи его труп и не нашли.
Несколько позже чуть было так же не случилось с Герасимовым, рассказывает Афанасий: – я тогда с ним пытался перейти Мук-Су. Лошадь его сбило течением с ног, а он, не будь трусом, тотчас же соскочил в воду и его несколько поволокло, покрутило и прибило к берегу. «Странное чувство было при этом, говорит после купанья Герасимов: – напор воды чрезвычайно силен. Пытаешься противиться ему и цепляешься руками и ногами за дно, ищешь камни покрупней. Но за что бы ни схватился, вода тащит дальше, камень выворачивается и начинает катиться по галечному дну и волочить за собой попадающиеся на пути камни и гальку. Кажется, что все дно подвижно. Опоры нет никакой. Ощущение самое отвратительное и больше всего боязно, чтобы не ударило головой о какой-нибудь большой камень или не вынесло бы в стремнину и не закрутило бы в водоворот, оттуда уже не выберешься».
Под впечатлением этих сообщений и предупреждений киргизов мои нервы при виде 13 рукавов 3 рек, полных водой, через которые предстояло переправиться, пришли в сильное возбуждение. «Но ведь нужно выполнение плана важных работ экспедиции, – думал я, – значит надо использовать все возможности и найти брод».
Самым лучшим временем, когда воды в реках бывает всего меньше, – это часов до 11–12 дня. К полудню таяние ледников бывает уже значительным, и вода сильно начинает прибывать, достигая максимального подъема к 4–5 час. вечера, после чего она медленно начинает спадать. Сумерек на Памире не бывает, после заката солнца ночь спускается почти тотчас же, и если опоздать и остаться за такой рекой, то можно подвергнуться весьма большому и ненужному риску.
В первый же день я с Афанасием мог быть к 9 час. утра уже около первого препятствия, около первого из трех рукавов красной, глубокой и злой реки Саук-Сая. Начав далеко снизу, мы с 0,5 км ехали вдоль правого берега рукава, при каждом удобном случае пытаясь спустить лошадей в воду. Наконец, по гребешку волн определили мелкое место и решили ехать.
Лошади, сильно дрожа, прядут ушами и всем корпусом наклоняются против течения. Смотреть на воду не рекомендуется. Река стремительно несет свои воды вниз, а иной раз переплескивается через гриву лошади. Ориентироваться невозможно. Вода очень мутная, и дна не видно. Мы уже не беспокоились, что в ботинках полно воды, что вода заливает куржумы у седла и что мы вымокли до половины. Это не беда. Лишь бы не сшибло.
Камни с грохотом срываются с места, ударяются друг о друга, и эхо их перестукивания, как канонада далекой артиллерийской перестрелки, отдается по воде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27