– Да, наверное. – Он помотал головой и широко зевнул. – Бр-р. Долго не спал.
«Частичная перегрузка», – бесстрастно отметила Среда и взяла его за руку.
– Идем!
Фрэнк пошатнулся, но удержал равновесие. Убрал клавиатуру в карман и снова зевнул.
– Мы успеем?
Она моргнула, сверив время.
– Конечно! Что намерены делать?
– Не спать. – Фрэнк встряхнулся и, почти оправдываясь, добавил: – Я дурак. Не возражаете, если сперва освежусь?
– Кажется, общественная уборная рядом, – улыбнулась Среда.
– Хорошо, пару минут.
Это заняло четверть часа, но вернулся Фрэнк принявшим душ и в почищенной в скоростной стиральной машине одежде.
– Извините за задержку. Ну как, уже лучше?
– Выглядите прекрасно, – дипломатично ответила Среда. – По крайней мере переход в иное состояние заметен. Вы собираетесь падать на меня?
– Ни в коем случае. – Он всухую проглотил пилюлю и передернулся. – Пока не вернемся на корабль. – И постучал по карману с клавиатурой. – Добыл достаточно материала для трех очерков, взял интервью у четырех правительственных чиновников среднего уровня и шестерых случайных прохожих, провел около четырех часов в энергичном движении. Один последний бросок и… – На сей раз улыбка была менее напряженной.
– Ладно, идем. – Среда снова взяла его за руку и повела по улице.
– Знаете, куда идти? В приемный зал посольства?
– Никогда там не была. – Она показала на пол. – Путеводитель.
– О, здорово, подскажет, куда направляемся, – пробормотал Фрэнк. – Надеюсь, там не ошибутся, приняв меня за бомжа.
– А, что? Что это?
– Бомж? – Он приподнял бровь. – Там, откуда вы, их нет? Повезло.
Среда проверила слово в своем «лексиконе»:
– Скажу, что вы мой гость, – сказала она и похлопала его по руке.
Присутствие Фрэнка рядом помогало ей чувствовать себя в безопасности, словно она шла по незнакомому городу в сопровождении огромного и свирепого пса-охранника – биологического типа – для ее защиты. До посольства Среда добралась заметно воодушевленной.
Посольства традиционно были общественными представительствами наций. Как таковые, они имели склонность к помпезности, с необоснованно широкими фасадами и высоченными флагштоками. Московское посольство не было исключением: большое, стилизованное под классику нагромождение известняка и мрамора, мрачно покоившееся за рядом тополей, прерывистой импровизированной оградой, на лужайке, подстриженной с помощью микромера и маникюрных ножниц. Но в этом присутствовало что-то неестественное. Может быть, флаг над фасадом – установленный для приспуска с того ужасного дня, год назад, когда посольский каузальный канал прекратил существование – или что-то более трудно уловимое. Наличествовало подержанного вида отставное дворянство, тихо проживающее остатки своих средств, но посещающее все приемы.
Вот и кордон.
– Я Сре… то есть, Виктория Строуджер, – представилась Среда двум вооруженным охранникам, пока они изучали ее паспорт, – а это Фрэнк Джонсон, мой гость, и разве это не волнительно? – Она хлопнула в ладоши, когда охранники указали на арочный проход магнитного и химического детектора. – Не могу поверить, что приглашена на настоящий посольский прием! О! Это посол? Нет?
– Не переусердствуйте с похвалами, – устало проговорил Фрэнк, прерывая ее. – Они ж не идиоты. Подобное притворство на настоящем контрольном пункте – и вы в камере допросов еще до того, как ступите на территорию.
– Хм. – Среда покачала головой. – Настоящий контрольный пункт? О чем это вы?
– Здесь полно охраны. Мы окружены всеми видами средств реальной защиты, причем незаметно. Собаки, дроны, прочее всевозможное следящее дерьмо. Полагаю, я прав, это признаки паники при крайней опасности.
Среда подошла ближе и осмотрелась. За одним крылом посольства был развернут большой куполообразный шатер – между деревьями натянуты тонкие тросы, – в котором множество гостей, некоторые в тщательно подобранных нарядах, но большинство в обычных деловых костюмах расхаживали с бокалами с бархатистым вином в руках.
– Мы в опасности? Из того, что говорил Герман…
– Не думаю. По крайней мере надеюсь.
В шатре расставили столики, обслуживаемые предупредительными официантами. На столиках красовались бутылки вина и батальоны стаканов, ждущих, когда их наполнят, канапе, рулетики и другие крошечные бутербродики, предназначенные для гостей.
Неподалеку расположилась скучающего вида группа со своими обязательными стаканами и одноразовыми тарелками, в паре случаев с печальными маленькими флажками. Впервые Среда, увидев флаг, отвела глаза, не зная, плакать или радоваться. Патриотизм никогда не считался великой московской добродетелью, и, заметив, каким образом толстуха в красных брюках держит флажок, словно это хранитель жизни, Среде захотелось схватить ее и завопить: «Повзрослей! Все уже кончилось!» Девушка испытала почти такое же чувство, как… как увидев маленького Джерма, играющего с урной с прахом умершего дедушки. Оскорбление смерти, заражение истории. А теперь Джерма нет. Среда отвернулась, шмыгнула носом и вытерла глаза. Пусть она никогда особо не любила братца, но его нет рядом, и испытывать к нему неприязнь – отвратительно.
Мужчина и женщина в неприметной одежде, которую могли бы носить на Москве в адвокатской конторе, перемещались в толпе гостей, не бросаясь в глаза. Они поравнялись со Средой на удивление быстро.
– Привет, я рада, что вы смогли сегодня прийти сюда, – сказала женщина, останавливая Среду профессиональной элегантной улыбкой, почти такой же отлакированной, как и ее волосы. – Я Мэри-Луиза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144