В море огней, невидимая на расстоянии, пряталась цивилизация, странный конгломерат мужчин и женщин, произвольно разделенный на две несоединимые группы. У представителей первой группы могли быть здоровые интересы и интересная работа, но здесь, в Майами, у них ни на что не хватало времени, кроме как на развлечения. Представители второй группы могли бы развлекаться в любом другом месте, имей они такую возможность, но в Майами они находились на работе. Это были политики и сводники, девушки из шоу-бизнеса и почтенные матроны, миллионеры и промышленные магнаты, литераторы и ученые, проститутки, аферисты и неопытные юнцы. Саймон вслушивался в мягкое жужжание «Метеора» и вдруг почувствовал себя где-то очень далеко от этого мира. Это ощущение было таким тонким, как культура, на которой произрастают, подобно экзотическим цветам, все эти возможности для игры воображения. Оно было очень хрупким, и удержать его в равновесии могло лишь соответствующее умонастроение. В мгновение ока вся эта береговая линия может погрузиться во тьму, в жуткий мрак, притом с гораздо большей эффективностью и беспощадностью, чем в незапамятные дни, именуемые средневековьем. Лучшие умы во всем мире славно поработали в этом веке над тем, чтобы сократить жизненное пространство, так что не осталось никакого убежища, где можно укрыться от шуршащих крыльев безликой смерти...
Еще несколько секунд назад океан по обе стороны от них был окрашен во все цвета радуги. Теплые воды Гольфстрима, ласкающие тела купающихся, но теперь на поверхности океана была нефть. Это зрелище усугубляло настроение людей, которым уже больше не суждено поразвлечься в этой жизни. Разрушать намного легче, чем созидать...
– Посмотри, дружок, – вдруг сказала Патриция.
Она схватила его за руку; он тут же встрепенулся, возвращаясь к действительности. Она указывала пальцем куда-то вправо, и он всматривался в непроглядную темень с ощущением охватывающего его страха, словно он карабкается по веревочной лестнице над пропастью.
– Класс, шеф, – с трепетом в голосе произнес мистер Уни-атц. – Это же морской гад!
Впервые в жизни Саймон был вынужден согласиться со спонтанным выражением Хоппи Униатца.
Над поверхностью воды, отсвечивая металлическим блеском, медленно, лениво двигался некий таинственный призрак. В жесткости его омываемых водой очертаний не чувствовалось дыхания, но он двигался, и это главное. Вскоре из его недр поднялось нечто вроде усеченной овальной башни и принялось бороздить ею же взбитую волну.
Инстинктивно Саймон крутанул рулевое колесо, однако призрак исчез еще до того, как быстроходный «Метеор» успел развернуться. Волна, возникшая при погружении призрака, набежала на боевую рубку и поглотила ее в образовавшемся водовороте. На несколько секунд взгляд Саймона пленила единственная деталь, убедившая его в том, что это не сон: короткая, похожая на обрубок труба продолжала дрейф, оставляя за собой тонкий белесый след. Верхушка перископа пришла в движение, повернулась кругом, остановила свой зловещий механический взгляд на «Метеоре» и тотчас же исчезла. Последний след подводной лодки исчез на спокойной и гладкой поверхности моря.
Питер Квентин сделал глубокий вдох и потер глаза.
– Полагаю, вы все ее видели сами, – сказал он.
– Я видел, – заявил мистер Униатц. – Я мог бы задать ему жару, конечно, если бы вы не велели припрятать мою пушку.
Саймон ухмыльнулся.
– Единственное, что способно задать жару таким морским змеям, – это глубинная бомба, – сказал он. – И, боюсь, это та самая вещь, которую мы забыли прихватить с собой... Но заметил ли кто-либо из вас какие-нибудь опознавательные знаки на лодке?
Все молчали. Он притронулся к дросселю, и катер, подняв нос, устремился к берегу.
– Я тоже не заметил, – сказал Саймон.
Он сидел у руля спокойно, едва ли не расслабившись, но за этим внешним спокойствием его друзья безошибочно чувствовали напряжение. Оно невольно передалось Питеру и Патриции. Единственным человеком, неподвластным никаким беспокойствам, был Хоппи Униатц. И если вообще существовал какой-то способ вывести его из состояния тупого благодушия, так это удар кувалдой по башке.
Питер вновь взялся за бутылку.
– Мы уничтожили надпись на спасательном поясе, – нерешительно начал он. – Если бы мы все присягнули, что на субмарине – свастика, мы могли бы несколько изменить ход событий.
– Я тоже подумал об этом, – сказал Саймон. – Но эта затея могла провалиться. Твой паспорт вряд ли сослужит тебе добрую службу. Кроме того, мог быть обнаружен еще один спасательный пояс или какие-нибудь другие опознавательные знаки. Тогда бы мы все только испортили. Нас бы обвинили в причастности к плохо спланированному заговору и в попытке свалить все на Гитлера. Это слишком большой риск... К тому же это нисколько не прояснило бы ситуации с Джилбеком – Марчем.
– Ты все еще уверен, что эти события связаны между собой? – спросила Патриция.
Саймон снова крутанул руль, и высокая волна понесла их через узкий пролив в относительно спокойный Бискайский залив.
– Я не совсем уверен, – сказал он. – Но этой ночью я попытаюсь такую уверенность обрести.
Пока они мчались по волнам, план действий складывался в уме Саймона сам по себе, без каких-либо усилий с его стороны. Детали его были пока не вполне ясны, но основа уже имелась. Теперь он знал, как поступит с телом юноши, лежавшим на дне катера, и не усматривал в своем замысле ничего предосудительного. Труп больше не представлял собой какой-либо практической ценности, это был такой же безликий предмет, как, скажем, баранья нога, – товар, которым следовало распорядиться с наибольшей выгодой для себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12