Маленькие детонаторы, прикрепленные к шарам и оснащенные крошечными моторчиками. Когда надуваешь воздушный шарик, вся конструкция поднимается вверх и медленно плывет вперед на расстоянии около трех метров от земли.
Детские шарики, естественно, не представляли большой угрозы: слишком медленно плывут, их легко обезвредить. Но мы все равно поставили таймеры на тридцать минут и отправили опасную забаву в полет. Потом спрятались за большим складом.
Через двенадцать минут взорвались заряды, которые мы оставили в дамбе. Наш отряд находился в нескольких километрах от нее, но все равно мы четко услышали грохот детонации. Потом подождали немного. Я закрыл глаза, представил, как войска несутся на восток, думая, что дамбу атаковали. Представил самолеты, парящие в воздухе.
Через несколько минут начинался вечерний Шепот, поэтому мы поторопились укрыться: кинулись на северо-восток к дюнам, где и закопались в соль. Мутный поток, колючий вихрь из триллионов соляных песчинок клубился вокруг, когда я прокладывал свой путь внутрь дюны. Безопасность. А потом?
Потом наши шарики прилетели на улицы, в парки, возможно, ударялись о стены домов и безрезультатно пытались преодолеть каменные блоки, напрягая свои моторчики. И потом пришел Шепот, воздушный ураган, наполненный колкими, как алмазы, крупинками: проломленная дамба пропустила гораздо более сильный ветер, чем обычно. Люди попрятались в страхе в дома. Природа взорвала наши хрупкие шары, испещрила строгие стены зданий маленькими отверстиями, позволившими первозданному воздуху планеты проникнуть внутрь. Дюжины устройств упали на землю, их пинает и кружит ветер, загоняет в канализационные ходы, заставляет взрываться у фундаментов домов…
Взрывы совпали с пиком мощи Дьявольского Шепота. Я ничего не слышал, погребенный под слоем соли, но даже будь я снаружи, все звуки заглушила бы ярость ветра. И в темноте мы крались подальше от этого места, а горизонт с южной стороны мерцал красным от разгрома, который мы учинили.
Прошло почти четыре месяца. Во скольких сражениях мы побывали? Не могу сосчитать. Скольких сенарцев убили? Может, больше тысячи? Я не помню.
Я вспоминаю прошлое и пытаюсь превратить свои мысли в сухой отчет, но события видятся так не четко, а мои ассоциации так сильны! Я иногда думаю, что важно не то, что человек делает в жизни, а то, какое это имеет для него значение.
Однако не вижу причины, чтобы вы видели все моими глазами, пока вам не расскажут, что я чувствую, но даже в этом случае нельзя вложить человеку в голову свои мысли. Этот трезвый вывод никогда не приводил меня в восторг. Но я рассказал вам о нем с определенной целью. Я пытаюсь достучаться до вас, но никогда не смогу сделать этого.
Например, я могу поведать об одной акции. Мы лежали в засаде на юге города, собираясь напасть на торговый грузовик, направлявшийся в поселения на южном побережье, налететь на него, как ястребы на добычу. Мы установили взрывные устройства на пути грузовика под слоем соли, чтобы блокировать машину. Внезапно за нашими спинами оказались сенарские солдаты, которые тотчас спрятались под прикрытие дюн. Завязалась ожесточенная перестрелка. Это произошло в сумерках, незадолго до Шепота – мы рассудили, что водитель уже устанет и начнет подумывать об остановке.
В конце концов я приказал отступать. Я решил не прыгать сразу: не знаю почему – может быть, опасался ловушки. Поэтому мы побежали обратно: сначала первая дюжина, низко опуская головы, пробралась в укрытие, расчистила место на верхушке дюны и открыла огонь, прикрывая отход своих коллег. Мы отступали добрый километр таким манером, ни на минуту не прекращая отстреливаться. Наверное, я собирался продолжать бой до начала Шепота, а там враги сами попрячутся. Но они раскусили наши планы и стали обстреливать нас шрапнелью.
Шрапнель горит как фейерверк, но выбрасывает не лучи, а иглы, которые и посыпались на наши головы. Люди сразу же активизировали свои шары, мне даже не понадобилось отдавать приказа. Я тоже нажал на кнопку и услышал, как выпускается воздух, а потом заработал двигатель, и мной с тошнотворной быстротой выстрелило вверх.
Мы видели, как взорвался второй шрапнельный снаряд, но уже внизу, а это оружие выпускает иглы только вниз, на место, которое находится под ним. Сверху взрыв смотрелся как прекрасное зрелище. Соткался ковер из частичек света – сначала воздушный, а потом и соляной. Угольки медленно догорали. Мы медленно опускались, как будто прорывались сквозь твердое вещество, как якорь корабля сквозь вязкую воду. К тому времени, как наши ноги снова почувствовали твердую поверхность, Шепот уже начался, так что мы упали в облако жужжащих кристаллов, и людям пришлось с боем вырывать себе убежища. Меня сильно поцарапал тот ветер, как сейчас помню.
Но как передать вам все мысли, которые обуревали тогда мой разум? Я мог бы рассказать, как мы потеряли четверых, что я заработал самую серьезную из всех своих ран – иглу, застрявшую в тазовой области, болезненный прокол в верхней части бедра. Как дорога на север, после столкновения, стала самым неприятным событием в моей жизни: каждый шаг отдавался жуткой болью во всем теле. Как нам пришлось остановиться и с боем прорываться сквозь соляные купола к северу от дамбы и как я тоже дрался, хотя каждый вздох казался последним, а боль окутала меня, словно панцирь черепаху. Как я стрелял из ружья, не осознавая, что делаю и каким образом это действие отражается на окружающем мире, стрелял, чтобы кричать, кричал, чтобы избавиться хоть на мгновение от боли. Как мы в конце концов добрались до машин и Олег вытащил иглу щипцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92