Это меня шокировало. Я бросился к зданию, попытался сдвинуть в сторону большие камни, но потом заметил, что люди уже побывали тут до меня, все мелкие камни оттащили, они валялись в нескольких метрах от входа. Почему же они не подогнали краны или другие машины, чтобы убрать массивные блоки? Я кричал через небольшие трещины в камне, но голос терялся в маске, и трещины зияли темнотой, как сама безнадежность.
Я отошел от развалин и огляделся. Весь город – именно так я тогда подумал, помню совершенно точно – разрушили, а жителей убили. Казалось бы, такое жуткое злодеяние должно зажечь гнев, который никогда не погаснет, но в моей душе место злости заняла странная печаль. Я боролся сам с собой, пытался вызвать хоть капельку ярости. Озеро, укрытое покровом желтого мертвенного хлорного газа. Слишком уродливое, чтобы стать символом скорби.
А потом я почувствовал тычок в ребра. Сразу же возникла мысль о сенарском солдате, который пришел добивать оставшихся алсиан (помню, я ругал себя за то, что не подумал о вражеских патрулях, прочесывавших территорию, рыскавших среди руин). Разум стал вдруг ледяным. Я имею в виду, что начал размышлять с невероятной точностью и четкостью. Мысли становились на место, мигали лампочки тревоги. Мне наверняка придется притвориться сдавшимся, или он тотчас меня застрелит. А сдача – например выраженная поднятием вверх рук – подразумевает возможность обернуться и увидеть врага, тогда я смогу ударить его. Заключение для меня равно смерти, то есть одно другому не мешает. Но человек, живущий по законам иерархической системы, предполагает, что тюрьма предпочтительнее казни (почему бы и нет, когда их жизнь уже походит на заключение?); именно этот факт дает мне шанс. Руки находились впереди меня, в одной из них была бутылка водки, ее я как можно более незаметно засунул под рубашку и спрятал у рукава. Итак, я поднял руки и повернулся.
На меня смотрел вовсе не сенарец, а парень по имени Васин. Я узнал его, несмотря на маску, потому что только он мог похвастаться отсутствием волос на голове и темно-красной отметиной в форме щенка на лбу. Он направлял иглоружье мне в живот. Быстрое облегчение сменилось внезапным страхом, почти что паникой, когда оружие и не подумало менять своего угрожающего положения. Потом парень отвел ружье в сторону, кивнул, и мой ужас улетучился.
– Нам лучше убраться с открытого места, – заметил он. – Здесь небезопасно.
– Сенарские патрули, – понимающе кивнул я.
– Да.
Мы без промедления повернули назад, взобрались на кучу камней, в которые превратился вход в женское общежитие – перекрытый, как горло человека, умершего от асфиксии, – потом пошли вдоль гребня скалы. Вскоре добрались до обратной стороны горы, откуда нас нельзя было увидеть. Здесь остановились.
– Ты – Васин, – определил я попутчика.
Он хмыкнул. Кивнул головой, соглашаясь.
– А ты – Петя, – сказал Васин утвердительно.
– Да.
– Я следил за тобой и чуть не застрелил на полпути сюда. – Он махнул ружьем на небольшую расщелину. – Только маска тебя и спасла. Конечно, враги тоже носят маски, но только военные, на все лицо.
– Почему вы не привезли подъемное оборудование? – спросил я. – Для очистки входа в женское общежитие?
Васин пристально посмотрел на меня.
– Я был в глубокой пустыне прошлой ночью, – объяснил я. – Услышал звуки бомбардировки и сразу рванул сюда. Но если сенарцы запечатали женщин внутри, некоторые до сих пор, должно быть, живы. Почему бы нам не попытаться их вытащить?
Он кивнул:
– Стало быть, тебя действительно не было. Я удивился, когда увидел алсианина, бродящего по улицам. К югу отсюда стоит вражеский лагерь, иногда они приходят в город посмотреть на воду, или что им там еще надо делать. И ты ничего не знаешь о женском общежитии. Пойдем.
Он махнул дулом ружья, чтобы я следовал за ним, показал налево, мы полезли выше, через горный хребет. Там я увидел, что взрывы почти полностью разрушили купол общежития. Мы спустились ниже по склону, подобрались к самому краю дыры.
– Некоторые увидели, как завалило вход в пещеру, – начал рассказывать Васин. – Они помчались к нему и попытались оттащить обломки скалы. Но мы их заметили, в темноте ночи фигуры четко выделялись на фоне полыхавшего пламени. – Он остановился, покачал головой. – В любом случае мы заметили их и позвали сюда.
Я заглянул во мрак. В этом месте было много огня, все покрылось копотью. Черный цвет обгоревшего пластика с металлом и желто-коричневый – паленой соли в проходах.
– Сколько погибших? – спросил я.
– Очень много, – ответил Васин. – Потушить огонь оказалось почти невозможно. Мы мало что могли сделать. Это просто… кошмарно. – Он долго колебался, прежде чем подобрать слово. – Мы находились в нескольких метрах от моря и все же не могли погасить пламя. Некоторые метались, пытаясь с помощью насосов набрать воды, но шланги не дотягивались сюда. – Он остановился на некоторое время. – Я был в воде. Потом началась еще одна атака сверху, и бомбы ударили в то же самое место, начался пожар. Такова судьба: для одних случай – счастливый, для других – нет.
Парень внезапно огляделся, будто испугавшись вражеских патрулей. Но он говорил приглушенным голосом, и вряд ли кто-то мог его услышать, кроме меня.
– Потом мы снова забрались сюда, те, кто остался рядом. Спустили вниз лестницу, которую принес из дальних северных домов Лихновски… ты знаешь Лихновски?
– Да.
– В общем, мы спустились вниз. Там оказалось мало воздуха и очень жарко – жарко, как в аду. Огонь догорал на полу, на кроватях, на телах… но дальше, в дальнем конце общежития, оставались люди, просто удивительно, как они умудрились выжить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92