Одним из самых сложных моментов, с которым я столкнулся оказалось определение наших целей в Алсе. То, что у алсиан нет общественно значимых зданий, неимоверно усложняло дело Каждый дом – одинаково общественный или одинаково частный. Более того, никакого официального планирования города не производилось: эти дикари всего лишь воспользовались природными образованиями – горами и тому подобным – для сооружения больших общежитий, а затем разбросали по территории без всякого порядка маленькие домики, аппараты, аккумулирующие кислород, опреснители и так далее. Таким образом, нам усложнили этический момент выбора мест для бомбардировки.
Но предводитель обязан справляться с любыми задачами, и ему не пойдет на пользу женская мягкость при решении подобных вопросов. Я взял электроуказку и отметил на экране те цели, которые обладали наибольшим стратегическим значением. В тот момент мне внезапно пришло в голову – возможно, риторика моих собственных речей настроила разум на более экзальтированную манеру рассуждений, – что крестики на планах местности обозначали именно то, что обычно под ними понимают. Некоторые алсиане непременно умрут, но эти смерти станут залогом будущего блага: их жизни станут кирпичами, которыми мы выложим дорогу к миру. Я не думал – как и до сих пор не думаю, – что его величество Мир будет против приведенной мной аналогии. И к тому же: разве мы не пострадали в войне? Разве мы не теряли самых дорогих и любимых людей на свете? Разве я смог сохранить тех, кем дорожил больше жизни?
Атака длилась около двадцати минут. Группа самолетов прошла над поселением, быстро сбросила бомбы и затем ускользнула по заранее выверенной траектории, избегая опасных точек, хотя контратака со стороны алсиан была маловероятной: мы совершили акт возмездия так быстро и решительно, что противник не успел поднять в воздух свои самолеты и вообще хоть как-то защититься.
И все же нашим пилотам не мешало потренироваться в маневрировании, уходя от воображаемого ответного удара противника. Они шли на бреющем полете, потом взмывали вверх и перестраивали свои ряды. Каждая эскадрилья сбросила свой бомбовой груз на город и улетела восвояси, оставив Алс гореть и плавиться.
Мы не потеряли ни единой машины, ни единого человека. Ни одна операция за всю историю военного искусства не проводилась с таким изяществом, с такой сокрушительной мощью, совершенно без потерь с атакующей стороны.
Я смотрел запись атаки, устроившись в только что оборудованном командном бункере – на камне еще не успела высохнуть краска, витал не совсем неприятный запах этила. В моем сердце прочно поселилась гордость – такое наслаждение!
Помню, я думал, что в нашем языке следует изобрести новое слово, обозначающее «удовольствие быть сенарцем».


ПЕТЯ

Я преодолел почти все расстояние до Алса той же ночью, но вскоре усталость взяла свое, я остановился, закрепил автомобиль и улегся спать. Утром я продолжил путь, а первые доказательства реальности налета появились к вечеру.
Сначала мне попались навстречу несколько домиков отшельников, которые не подверглись разрушениям, так что я даже засомневался: а не приснились ли мне вчерашние взрывы?
С отшельниками разговаривать не хотелось – прежде всего потому, что они наверняка не для того удалились в пустыню, чтобы болтать с каждым прохожим. Но маленькие хижины из соляного камня или фабричных материалов, некоторые представляли собой всего лишь крыши, торчавшие из-под земли, с восточной стороны изрядно потрепанные и засыпанные солью, – ни один отшельник не утруждает себя уборкой; эти редкие домишки, отделенные от дороги сугробами соли, выглядели обыкновенно, совершенно нормально. Я мог бы подумать, что ошибся, что адское пламя и стена огня только привиделись мне предыдущей ночью, если бы не черные клубы дыма, которые хорошо выделялись на белом фоне неба. Именно туда я и смотрел не отрываясь, туда и ехал. Гигантские полосы дыма изгибались впереди, заслоняя большую часть дороги. Они будто склонялись в дневной молитве.
Итак, я продолжал настойчиво пробираться к городу. Ранним вечером показались руины Алса.
Дорогу, которая вела к воде, разнесли в клочья, и теперь на месте красовалась сеть кратеров. Большие куски соляного камня под воздействием взрывов обрели беспорядочные формы Я съехал с дороги и направился вдоль теплиц – все они полопались, как воздушные шарики. Через пятьсот метров ехать дальше стало невозможно. Мне все еще не повстречался ни один человек.
Я вылез из машины, и первое, на что обратил внимание, – это запах. Несмотря на маску, он просочился в мои ноздри. Я никак не мог избавиться от наваждения. Вонь от сгоревшего карбона…
Я пошел вдоль, разоренных теплиц, время от времени заглядывая вовнутрь, но везде меня ожидала одинаковая картина. Если это бассейн – то высушенный потрескавшийся камень, если сельскохозяйственное сооружение – перемешанная с солью земля и иногда пара растений, засохших в парах хлора…
А хлор был везде, он вился у моих ног, опоясывал разрушенные дома. Как я позже заметил, у медленного потока желтого газа существовало определенное направление, он отовсюду стремился подобраться к воде. Бомбы освободили так много яда. Скорее всего под влиянием взрывов натрий расщепился, а потом не смог вступить в реакцию с кислородом, которого в низинах очень мало, поэтому большое количество ядовитого газа осталось плавать в воздухе. Опасная смесь.
Я добрался до открытой местности по воде и увидел, что вход в женское общежитие разрушен прицельным ударом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92