Друзья Алли, десятка полтора девочек и мальчиков из детского сада, пришли к нам в дом на его пятый день рождения. Никто не отказался, и это много значило для меня и, конечно, еще больше для Алли.
Праздник в строго старомодном духе, тщательно спланированный Дженни и мной. Игры и призы, праздничный торт для виновника торжества, подарки для каждого гостя и куча подарков для Алли, чудо-мальчика.
Все прошло чудесно. Нам помогали Норма и Барри. Тонны смеха и веселья, одна маленькая коллизия и ни единой пролитой слезы.
Наконец Алли подошел ко мне. Подошел и поманил жестом.
Я опустилась на колени, и мы оказались лицом к лицу. Как всегда, Алли зарылся в мои волосы.
— Знаешь что? — спросил он, и в его глазах запрыгали огоньки. — Ну, знаешь?
— Что? Скажи мне. Торт оказался слишком велик, и ты не смог съесть его один? Хорошо, раздели с друзьями.
Алл и рассмеялся. Ему нравились все мои шутки. А мне — его.
— Нет, я только хотел сказать тебе что-то важное, мамочка. Знаешь, что самое лучшее? То, что ты здесь.
Это был самый лучший праздник, самый счастливый момент в моей жизни, и я вдруг расплакалась. Мне стало так хорошо! Нет ничего лучше, чем быть на празднике сына.
— Так и знала, что кто-то расплачется, — сказала я ему.
Он обнял меня и поцеловал, чтобы я не плакала.
Но мне уже стало лучше.
Глава 116
Заметив мое хорошее настроение на празднике, хитрец Барри воспользовался моментом, чтобы попытаться заманить меня в город и в свою студию. Я преподнесла ему сюрприз — согласившись. Наверное, потому что была готова уступить соблазну.
Приехав в Нью-Йорк, я застала Барри в приподнятом, возбужденном состоянии, которое обычно означало, что он либо написал очень хорошую песню, либо удачно завершил деловую операцию.
— Ты меня пугаешь. Уж больно счастлив, — смеясь сказала я. Все было хорошо, я чувствовала себя свободной, хотела веселиться и радоваться.
— У меня есть план, — сообщил Барри, когда мы вместе сели за пианино. — План, в котором присутствуешь ты.
— Спасибо, но нет. Я в этом не участвую.
Барри словно и не слышал.
— В июле в Райнбеке, это в штате Нью-Йорк, если не знаешь, будет большой концерт.
— Барри, я тоже, представь себе, читаю газеты. Я не отшельница. От Бедфорда до Манхэттена всего тридцать миль. И еще раз спасибо.
— Два дня праздника. Под солнцем. Я знаю промоутеров, отличные ребята. У них уже есть семнадцать участников. Их магическое число — восемнадцать.
— Прекрасно, но я не могу. Ты, случайно, не забыл, что случилось в Сан-Франциско?
Барри упрямо гнул свое:
— Я тебе скажу, кто уже согласился приехать. Бонни Райт, Лиз Фэйр, Эмми-Лу Харрис.
Я кивнула. Рассмеялась. Прикусила губу.
— Вот так так! Все женщины. Интересно, почему ты решил начать с женщин?
— Да? Я и не заметил. Однако ты права. Мне и самому интересно.
— Извини, Барри, но я действительно не могу. А за приглашение спасибо. Если это приглашение.
Барри вовсе не собирался сдаваться. И проявлять жалость тоже. Вообще-то это было даже хорошо — значит, по его мнению, я в жалости не нуждалась.
— Как хочешь, — сказал он. — Раз уж ты поставила на себе крест...
— Я не поставила на себе крест. Сегодня утром пела, пока принимала душ. И неплохо получилось. Даже лучше, чем раньше. Все мое со мной и осталось.
Барри сыграл вступление из «Расставания с надеждами», и, надо признаться, по спине у меня пробежал холодок.
— Ладно, я подумаю. Но, честно говоря, не верю, что с-с-смогу п-п-петь на п-п-публике.
Я подмигнула ему. Тоже хороший знак — оказывается, над заиканием можно посмеяться.
Барри кивнул и улыбнулся:
— Принимаю за «согласна».
Он продолжал играть, а я начала петь. Удивительно, но получилось очень даже хорошо. Как и все остальное в этой моей второй жизни.
Я не заикалась, не запиналась, а просто пела. Более того, в голосе появилось что-то новое, какое-то новое чувство.
— Ты не попадаешь в ноты, а произношение — просто кошмар. — Барри покачал головой. — Добро пожаловать домой, Мэгги.
Глава 117
Мэгги по-прежнему любила ходить по Нью-Йорку пешком. Вместе со всеми. Как все. Такая вот женщина из народа, верно? Может быть, потому столь многие понимали и любили ее песни, любили ее саму.
Она повязала голову платком и надела темные очки, но ее все равно то и дело узнавали. Такая любезная! Всегда готовая подписать открытку или изобразить свою идиотскую застенчивую улыбку.
Услужливая сучка.
Уилл прошел за ней несколько кварталов. Вот у него автограф так никто и не попросил. Его ведь уже нет, верно? Он перестал существовать. Человек-невидимка. Умер и похоронен.
В тот же вечер Уилл последовал за ней, когда Мэгги выехала из Нью-Йорка и покатила по Со-Милл. Знакомая дорога. Дорога на Бедфорд. Дорога к гибели.
Да, многое осталось прежним, но вот жизнь Уилла изменилась самым странным и неожиданным образом. От того, что наполняло ее, что придавало смысл, не осталось вдруг почти ничего. Он как будто свернул с автострады на пустынный проселок.
Вспоминая ту жизнь, Уилл отдавал должное своей хитрости и сообразительности. Как ловко все получилось. В ту роковую ночь он застрелил Палмера и ничего при этом не почувствовал. Ни малейшего угрызения совести. Он всего лишь остановил отток денег, убрал жадного братца, требовавшего компенсации за молчание после того случая в Рио.
Он переодел брата в свою одежду. Потом доставил тело к дому Мэгги. Поднял шум. Выманил жену на улицу, набросился на нее, избил и выстрелил Палмеру в лицо, после чего того было уже не узнать. И исчез. За остальным Уилл просто наблюдал.
Однако вышло так, что и новая жизнь превратилась всего лишь в очередной кошмар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76