Однажды на Хэллоуин мой муж вырядился индейцем и набросился на меня, размахивая томагавком. Я перепугалась, как никогда в жизни. Конечно, в конце концов игра в страшилки закончилась плохо именно для него, когда в руках у меня оказалось ружье и я выпустила в него три пули.
Филипп мертв, подбодрила я себя, а призраки не водятся даже в таком городе, как Нью-Йорк.
Я сделала еще один шаг вперед. Незнакомец по-прежнему не шевелился. Я ступила на площадку.
— Эй, послушайте, это уже не смешно. Пожалуйста, ответьте. Хотя бы подайте голос.
Звук наших собственных крадущихся шагов напоминал осторожные шаги Филиппа, пробирающегося по дому, будто охотник по лесу.
Чувствуя, что вот-вот поддамся затаившемуся во мне старому страху, я все же заставила себя продвинуться еще немного.
За спиной прошелестел шепот Дженни:
— Кто это, мамочка?
«Нет, — подумала я. — Дважды ты нас не испугаешь. Ничего у тебя не выйдет!»
Я сделала резкий выпад, выбросив вперед тяжелый дипломат.
Вот тебе, сволочь, получи!
Тот, кого я ударила, покачнулся и упал без намека на малейшее сопротивление.
— О Господи! — воскликнула я и истерично рассмеялась, поняв наконец, с каким противником имела дело. — О Господи! Невероятно! Ну и ну...
Дженни взбежала по ступенькам вслед за мной, и ее веселый смех смешался с моим. «Филипп» оказался огромной корзиной с дорогущими — наверняка в несколько сотен долларов — розами на длинных стеблях.
Я подняла упавшую на пол карточку.
Мэгги Брэдфорд.
По случаю первого дня возвращенных надежд. Если вы и впрямь хотите получить работу, то, наверное, сошли с ума. Тем не менее вы приняты. Сегодня с вами я даже не заметил, как пролетело время.
Можете мне поверить.
Барри.
Веселая история, если смотреть на нее в ретроспективе. Настоящий американский хеппи-энд. Но сейчас, когда я пишу эти строки, в голове у меня вертятся далеко не веселые вопросы, а потому и сама история не кажется такой уж смешной.
Неужели я всегда вот так реагирую на опасность? Неужели мой первый импульс — убить? Неужели это живет во мне?
Неужели я убила не одного, а двоих?
Так считают многие. И в частности — прокурор южного района Нью-Йорка.
Первым, кого я убила, был Филипп Брэдфорд.
Вторым — Уилл.
Глава 5
Сан-Диего, Калифорния, июль 1967 года
Уиллу Шеппарду, мальчику шести лет, снились индейцы. Жестокие и безжалостные, они накатывались волнами, их кони ржали, били копытами и вставали на дыбы, их стрелы, длинные, как копья, летели ему в сердце. Он любил это возбуждение, любил это кино в своей голове, любил опасность.
Всплеск. Он услышал всплеск!
Какой всплеск? Откуда? Уилл открыл и почти сразу же снова закрыл глаза, погружаясь в сон.
В его «фильме» никакой воды не было.
Во второй раз Уилл проснулся уже без четверти восемь; тихонько, стараясь не разбудить продолжающего спать брата Палмера, оделся и осторожно спустился вниз, на первый этаж притихшего дома.
В кухне он соорудил завтрак из виноградного джема, орехового масла, молока и хлеба. Завтрак на одного.
Кому нужна мать? Кому вообще кто-то нужен?
В блестящей стенке тостера отражались лицо Уилла и растрепанные светлые волосы. Как ни крути, приходилось признать: ему очень не хватало матери. Ему страшно ее не хватало. Она так хорошо делала желе и ореховое масло.
Уилл знал, что она уехала в Лос-Анджелес. В доме стало тихо, родители больше не скандалили, однако сейчас он предпочел бы ругань тишине. Иногда братьям становилось без матери так плохо, что они могли расплакаться в самое неподходящее время. Но вообще Уилл ненавидел ее. Вообще, но не сегодня.
Всплеск в бассейне?
Внезапно Уилл вспомнил. Он собрал тарелки и стакан, отнес их в раковину и выбежал в залитый теплым солнечным светом и заполненный криками птиц двор.
Обогнул угол их выкрашенного в бело-голубой цвет дома, подбежал к бассейну и резко, так, что едва не упал, остановился у самого края.
Остановился и закричал так пронзительно, что разбудил младшего брата, чье лицо появилось в окошке над его головой.
Уилл кричал и кричал, так громко и горько, что из соседних домов прибежали люди. Они окружили мальчика и постарались побыстрее увести от бассейна, чтобы он не смотрел больше на то, что уже увидел и что навсегда врезалось в его память.
А увидел Уилл покачивающегося на поблескивающей в лучах утреннего солнца воде отца в клетчатом красном халате и бежевых брюках. Одна желтая тапочка свисала с левой ноги, другая неспешно дрейфовала неподалеку от тела, напоминая лилию в пруду.
Глаза Шеппарда-старшего были открыты и смотрели прямо на сына. "Это все из-за тебя, Уилл, — как будто говорили они. — Ты плохой мальчик. Это все из-за тебя.
Понимаешь, что ты наделал?"
Понимаешь, что ты наделал!
В 5.52 утра Энтони Шеппард вышел из дома и утопился в семейном бассейне.
И то достойное, то хорошее, что еще оставалось у Уилла Шеппарда, то, что заслуживало спасения, словно утонуло вместе с отцом.
* * *
Через несколько дней после самоубийства отца Уилл и Палмер провели свой последний вечер в Калифорнии, перебирая одежду и игрушки. Каждый мог взять с собой по два чемодана. Не больше.
Мать отказалась принять сыновей. Никто так и не объяснил братьям почему. Тупая сучка, подумал Уилл. Так всегда называл ее отец, когда они ругались. После трагедии мальчики жили у няни, которая тоже не выразила желания оставить их у себя, а потом детям сказали, что им предстоит поездка в Англию, где у них нашлись родственники. Уилла и Палмера ждала новая жизнь, с тетями, Элеонорой и Вэнни, которых братья никогда не видели, но которые установили правило двух чемоданов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76