– Только, – повторила она, лихорадочно пожимая ему руку, – чтобы там никогда не узнали. Пусть лучше думают, что я умерла… умерла.

XIII

В конце мая праздновали сотое представление ревю, в котором дебютировала Жессика.
Дю Ганж настаивал на том, чтобы ужин состоялся в кафе «Де-Пари». Те, кто был на предшествующих представлениях, привлекаемые постоянным успехом театрального действа, тоже присоединились.
Поль Эльзеар не был приглашен. Правда, в этот самый день он завтракал с Агарью у де Биевра. Старик давно уже помирил их. Когда они вышли от де Биевра, Эльзеар пешком проводил танцовщицу. Они миновали набережную Де-Орсай и Кур-ла-Рен. Говорили сперва о пустяках, но вскоре умолкли. В середине авеню Де-Трокадеро Агарь протянула журналисту руку.
– Нам лучше расстаться здесь, – сказала она.
Но так как он оставался без движения, не взяв ее руки, она прибавила:
– Мы увидимся с вами сегодня вечером на генеральной репетиции в «Водевиле». Я приеду к последнему действию. Во всяком случае, мы снова завтракаем с вами через четыре дня у де Биевра.
– Я не могу, – сказал он. – Я забыл, что должен быть в этот день на дипломатическом банкете.
– Вы не можете отказаться?
– Без сомнения! Но мне кажется, дорогой друг, что в моих собственных интересах реже видеть вас.
Она опустила голову. Молча прошли они еще немного. У памятника Вашингтону Эльзеар резко пожал руку Агари.
– До свидания.
И, не оглядываясь, он пошел по рю-Буасьер.
Агарь медленно вернулась домой. Дю Ганж курил, расположившись в ее комнате, хотя знал, что она не выносит табачного дыма. Агарь воздержалась от замечания, так как чувствовала неизбежность ссоры и не хотела быть зачинщицей. Раздраженный, он сам решил начать нападение.
– Ты завтракала у де Биевра?
– Я тебе сказала об этом сегодня утром.
– Кто там был?
– Только я и Поль Эльзеар.
– Этого достаточно.
– Никто не мешал тебе последовать его примеру.
– Прекрасно. Ты думаешь, я не замечаю, что эти маленькие завтраки устраивают тогда, когда знают, что я должен быть где-нибудь в другом месте. Черт возьми, в следующий раз я приду.
– Все будут очень довольны. Почему же ты мне сказал, что не хочешь встречаться с Полем Эльзеаром?
Ворча, он поднялся, выбросил в окно окурок папиросы и подошел к Агари.
– Ты возвратилась в автомобиле?
– Нет, пешком.
Она посмотрела ему в глаза.
– И Эльзеар проводил меня до угла рю-Буасьер.
Он не смог сдержать вздоха облегчения.
– Я это знал, я это знал. Я в такси проехал мимо вас, на Пляс-де-Альма.
– Итак, ты хотел испытать меня?
Он сконфуженно кашлянул:
– Послушай, ты должна меня понять. Я знаю, что ты откровенна, и верю тебе. Я не ревнив, но не хочу выглядеть идиотом в глазах других. Этот маленький Эльзеар уколол меня…
– Что ты скажешь, если он напишет хорошую статью о твоем следующем ревю?
В замешательстве он покачал головой.
– Ты думаешь, он согласится? У него острые зубы, у этого животного. Стоит быть его другом. Он ведь начал ссору, и я не стану делать первый шаг к примирению.
Она пожала плечами:
– Ты только что сказал, что веришь мне. Теперь ты можешь это доказать. Ты мне должен дать деньги.
– Хорошо. Сколько?
Она назвала цифру. Он поморщился.
– Ты находишь, что это слишком много?
– Не в этом дело, дорогая. Но…
– Ты хочешь знать подробности?
– Нет, Боже мой! Но послушай… Наступает лето. Это мертвый сезон для ревю, и расходы почти удваиваются. Я нанял виллу в Довилле. Потом неизбежен Биариц. Повторяю, чтобы ты знала…
– Однако ты заставил меня тратить. Ты мне двадцать раз повторял, что это составляет часть твоей программы. Однажды в Лонгшане ты рассвирепел, когда кто-то, я не помню, кто именно, в твоем присутствии расхваливал наряды Арлетт, подруги Жана Риго.
– И я прав, – возразил он, задетый за живое. – Риго уже распустил слухи, что за последний триместр он занял лучшее положение, чем я. Когда имеешь дело с людьми, поддающимися влиянию разных слухов так легко, как директора…
– Хорошо, ты прав, – прервала она.

Трудно представить себе что-либо более живописное, чем антресоль, занимаемая де Биевром на Рю-де-Вернель. Маленькие комнаты, такие темные, что освещались днем и ночью, были обставлены вещами, принадлежащими роду, который в течение шести веков считался одним из первых во Франции. Казалось почти невероятным, имея в виду расточительность последнего представителя рода де Биевров, что столько изумительных безделушек избежали кредиторов и антикваров. Несколько драгоценных сундуков, редчайший фарфор, старинные золотые вещицы, ткани, портрет прабабки графа с лицом загадочным и улыбающимся под пудрой, который он называл своей «совестью», – все это, соединенное в самом искусном и непринужденном беспорядке, делало эти миниатюрные апартаменты центром, куда стремились попасть наиболее видные представители литературного и политического мира. Здесь царило всеобщее равенство под ироническим взглядом «совести» графа. Так, женщина, гордившаяся своим происхождением, с удовольствием пожимала руку той, которой она никогда не позволила бы приблизиться к себе в другом месте. Епископ, член ордена, склонял здесь голову. Под «щитом» средневековой девы можно было встретить за мирной беседой двух ярых политических врагов. Только провинциал или иностранец нашли бы это невероятным. Париж же поймет и улыбнется.
Было немногим больше часа, когда слуга де Биевра доложил, что стол накрыт.
– Идем, дитя мое, – обратился старик к своей гостье.
– А Поль Эльзеар?
– Поль Эльзеар не придет.
– Его задержали в другом месте?
– Прошу вас, дорогая, садитесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49