И не успел я вернуться под тент, как дождь прекратился.
Парнишка-японец вдруг встал передо мной. Я сжался, ожидая удара. Но он начал по-своему благодарить меня за то, что я спас его сестру. Вот тут пришлось растеряться окончательно. Сам налетел на них, чуть не перевернул шлюпку, и меня же благодарят… Может быть, я неверно перевел?..
– Мой брат говори росскэ маренький спасибо, – перевела девчонка, приложила руку к сердцу и поклонилась.
Зеленый луч впился ей в мочку маленького уха. Японка чуть повернулась, и луч пробил ее ресницы, похожие на крылья стрижа, и осветил глаз цвета дегтя. Она подставила щеку лучу, и там обозначилась ямка, продолговатая, как боб. И хоть нижняя губа была толстая и слегка оттопыренная, все же мои пальцы зашевелились сами собой. Я никогда не рисовал девчонок, но тут бы мог – ради исключения, конечно.
– Купаться еще рано, – пробормотал я, кашлянул и спросил: – Как вас звать?
Что бы там ни было, я не должен был показывать, что понимаю по-японски. Девчонка перевела мой вопрос брату. Тот ответил:
– Ватакуси ва Ивао то иимасу.
– Мой брат Ивао, – перевела девчонка. – Я – Сумико.
Они оба враз поклонились.
Чего они кланяются? Так у меня пропадет вся злость.
– Вы мне бычка спугнули, рыбку, – хмуря по-отцовски брови, сказал я. – Через вас и крючок посадил… Меня Герой звать. Ге-е-ра.
– Росскэ Гера-сан ходи зачем наса барза? – возразила Сумико. – Дядя Кимура хозяин барза.
– Может, и сопки ваши, и море? – спросил я и ехидно так хмыкнул.
Сумико разъяснила мне, что их дядя владел этой баржей, пока ее не пробил снаряд. Кимура имел и сейнер, но пришлось отдать его за долги купцу Загашникову. А на кунгасах Кимуры ловят треску и селедку рыбаки рыбозавода.
Сумико перевела брату наш разговор. Тот не взъерепенился. Он отвернул борт военного кителька, снял крючок с подкладки и протянул его мне. У него их там было зацеплено штук семь – разных.
– Я хочу поймать рыбу, – стал оправдываться я, взяв крючок. – У меня есть маленький брат Юра. Для него хочу поймать рыбку, понимаете?
– Маленький Юра мы дадим рыбка, – сказала Сумико. – Пожаруйста, ходи к нам.
Я приложил руки к сердцу и сделал легкий поклон. Сумико сжала мою ладонь холодными пальцами и повела вперед. Второй раз я шел уже смелее. Но ракету на всякий случай в кармане нащупал. В носовой части баржи Ивао отодвинул ящик. В дыре сверкнул белый песок. Мы выползли на него. Ивао задвинул ящик над головой. Сумико цепко держала меня за руку. Она повела не напрямик к фанзам, а кружным путем по самому берегу. Я пытался сократить путь, но Сумико покачала головой и сказала:
– Гера-сан, там худо…
Я не стал ей перечить – мне нужна была рыбка.
– Где вы живете? – спросил я у Сумико. – Дом ваш где?
Сумико показала рукой на склон сопки, в сторону храма.
– Ничего, забрались куда, – сказал я, увязая в песке с сырой корочкой.
Сумико рассказывала мне, что сегодня к ним приходил усатый «росскэ капитан», он хочет поселить в их дом русских. Я по этому поводу промолчал. А спросил, что это у них за болванчик в барже, который лыбится. Мне пришлось растянуть губы пальцами, чтобы Сумико поняла, о чем я говорю. Она долго и серьезно объясняла мне, что это ее «бог счастья». Нижняя губа Сумико при разговоре чересчур оттопыривалась. Да еще эти ямки на щеках. Мне казалось, что японка подсмеивается надо мной. Но глаза она не отводила, когда я по методу разведчиков сверлил ее взглядом.
Мы перешли песчаное поле и направились в город. Ребятишки, что прыгали через веревочку, сбились в кучу. Я хотел мирно пройти. Но они разглядывали нас, словно зверей в зверинце. Самые маленькие япончата от такого зрелища даже забыли слизывать сопли. Вдруг один из них что-то заорал невнятное. И все стали кричать, корчить рожи, подскакивать на месте, потрясать кулаками.
Я припустил за ними. Они рассыпались по щелям между фанзами. Но одного я успел схватить за шиворот. Приподнял его над землей – он вскрикнул и зажмурился. Сумико, однако, не дала мне шлепнуть его ни разу. Она вцепилась мне в руку и сказала:
– Гера, даруй ему свободу, пожаруйста.
Пришлось выпустить япончонка. Сумико потащила меня за ближний угол. Я спросил Сумико, почему ребятишки на нас ополчились. Она мне объяснила, что русские и японцы никогда не будут друзьями, все равно что кошка с собакой. Я, конечно, был согласен с нею и спросил, зачем она учила русский язык. Сумико ответила, что язык победителей надо знать. Тогда я спросил, почему Ивао не говорит хоть немного по-русски. Сумико взглянула на брата, который шагал впереди, как солдат. Понизив голос, она ответила, что в этой войне у императора была плохая армия. В следующей войне солдаты будут лучше. Так говорит дядя Кимура, поэтому Ивао не учит русский язык.
Мы как раз проходили под аркой, которую Сумико назвала «императорские ворота». Две колонны, и на них балка, похожая на самурайский меч. Известка во многих местах была сколота пулями, но ворота стояли крепко на нашей дороге. Ивао приостановился и поглядел на верхнюю балку-меч так, словно примерялся к нему.
Глинистая дорога уходила в сопку, в зелень, к самым верхним домикам на склоне. Мы молчали после ворот императора. Я думал, что неплохо было бы все-таки поколотить этого Ивао.
Мы остановились возле двухэтажного домика с верандой, которая висела над обрывом. На веранде сидел старик японец в черном кимоно. Он сидел неподвижно, как деревянный идол, и глядел куда-то в море. Синяя дымка стояла над стариком. Он курил длинную трубку.
– Папочка! – закричал Ивао, улыбаясь во весь рот, выставляя под солнце полукруг зубов. Из-за огромных зубов Ивао невнятно говорил, и мне трудно было его понимать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41