Она положила в ящик рубашки Андрея, свое белье и время от времени искоса поглядывала на фотографию женщины в кружевной блузке. "Я хочу полюбить тебя. Но что мне для этого сделать?"
Саша подошла к пианино, повертелась на круглой табуретке, откинула крышку и осторожно тронула клавиши. По-прежнему молчало до-диез, по-прежнему дребезжало фа. Осторожно трогая клавиши, Саша играла посвящение Элизе. Впервые за столько лет в тихом доме зазвучала музыка. Внезапно обернувшись, Саша увидела, что Андрей сидит, закрыв лицо руками. Она захлопнула крышку.
- Андрюша... - сказала она.
Но тут раздался голос Елены Кирилловны:
- А что на обед готовить? Чем побаловать? Гостей, говорят, надо хорошенько накормить поначалу и под конец, а в середке - невелика важность.
Она стояла на пороге, улыбающаяся, настороженная, и сыпала, сыпала словами:
- А топленое молоко любите? Вот Андрюша любит, а вы? Я рыбу свежую купила, ушицы сготовлю.. Как вы ушицу?
...Потом, взявшись за руки, они вышли из дому. Было далеко за полдень, но город по-прежнему казался Саше пустынным.
Впервые им некуда было спешить, впервые перед ними был длинный день, целиком принадлежавший им и никому больше. Там, далеко позади, осталась сутолока экзаменов, ссора с Константином Артемьевичем, выпускной вечер, на который он не пожелал прийти. Андрей пришел, и все называли его "Сашин летчик". Никто не знал, что накануне, 22 июня, в день Сашиного рождения, они уже побывали в загсе, где пожилая регистраторша сурово спросила:
- А родители знают?
- Мы совершеннолетние! - сухо ответил Андрей. - Моей жене сегодня исполнилось восемнадцать лет, это видно из документов.
На выпускном вечере девочки смотрели на Андрея во все глаза: он так хорошо танцевал и был такой красивый в своей синей парадной форме.
- Пригласи вон ту девочку! - говорила Саша. - Видишь, ее никто не приглашает, а она очень хорошенькая, честное слово!
- Ладно уж! - говорил Андрей и приглашал девочку.
- Имей в виду, - грозно шептала Юля, - никому нельзя говорить, что вы расписались, замужних исключают из школы!
- Я теперь свободная птица, - отвечала Саша, - меня
Теперь неоткуда исключать!
Все, все отступило назад, стало далеким, как само детство: школа, отец, сутолока московских улиц, гулянье по Москве в ночь выпускного бала, слезы на вокзале...
Сейчас Саша шла рядом с Андреем и не видела ничего, что он ей показывал, - ни домика Циолковского (хоть и очень старалась изобразить интерес), ни Андрюшиной школы. Ей было тревожно. Прежде, стоило ей увидеть Андрея, как все тревоги отступали. Он был тут - чего ей оставалось желать? Все становилось ясно и просто. А нынче... Он был рядом, они были вместе, и утром это так радовало ее. А теперь вдруг стало тревожно, и неясная эта тревога уже не отпускала. Может, это потому, что небо заволокло тучами, а перед грозой ей всегда становилось не по себе?
- Ты не слышишь, Саша? Зайдем сюда!
Она и вправду не слышала. Чуть опьянев от усталости, от жары и необычности этого дня, она посмотрела на него виновато.
- Прости, я задумалась. Зайдем, мне интересно.
И они зашли на рынок, где стояли на лотках горшочки с варенцом, лежали куски масла, обернутые в мокрые тряпицы. А у одной шумной толстой тетки был мешок, полный молодых орехов с тонкой скорлупой. Андрей набил ими карманы и горсть насыпал Саше.
- А теперь хорошо бы па речку! - сказал он.
И тотчас на пыльную дорогу упала первая капля дождя. Калужский дождь был не такой, как в Москве. В Москве пешеходы и под дождем деловито идут и как ни в чем не бывало снуют автомобили и троллейбусы. А здесь он был хозяин в городе, он всех разогнал. Дождь хлынул тяжелый, частый и понес за собой пыль и сор, мостовые забурлили, запузырились, деревья зашумели, улицы совсем обезлюдели, и давным-давно скрылась в подворотне синяя курица.
Разувшись, они побежали к своему дому. В сенях, где пахло квашеной капустой, Саша, смеясь, стала отжимать подол мокрого платья. И вот снова мамина комната. Пол у окна залит дождем. Саша подбежала к распахнутому окну и закрыла его. Дождь застучал по стеклу, в комнату хлынули сумерки. Саша села на низкий диван и подобрала под себя ноги.
Это тоже было впервые - четыре стены, диван, тишина. Они сидели на старом диване, глядя в окно, все в полосах дождя, и молчали, и боялись друг друга.
Чтобы нарушить молчание, которое стало тревожным, Андрей зажег лампу. Он принялся один за другим открывать ящики маленького письменного стола, вынул записную книжку, несколько пожелтевших писем, книгу.
Он, видно, что-то искал. Потом вдруг вытащил из нижнего ящика тетрадь в красном сафьяновом переплете и снова сел рядом с Сашей.
- Взгляни, - сказал он. - Я хочу, чтобы ты прочитала.
На первой странице старой тетради было написано чьим-то отчетливым, крупным почерком: "Дневник".
- А можно? - спросила Саша.
- Конечно. Это про меня.
Склонившись над тетрадкой, они стали читать. Маленький Андрей, Андрей подросший. Вот он пошел в школу... подрался с приятелем... заблудился в лесу... И вдруг: "Андрюше нравится Оля Третьякова. Он не говорит ничего, но я вижу. Сегодня он пришел из школы и еще с порога сказал..."
Саша взглянула на Андрея.
- Ты много раз влюблялся?
- Нет, нет, честное слово! - торопливо сказал Андрей. - В школе один раз, вот в эту самую Олю... Я любил ее довольно долго - до седьмого класса. А потом, в Оренбурге... Понимаешь, я бы, наверно, влюблялся, но один парень... Как бы это тебе поточнее сказать... Храбрый, умный, много старше меня. Я с ним очень дружил. Но он так говорил о девушках... Я не могу тебе повторить. Я знал, что это не правда, но у него не было другого разговора, особенно вечером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65