А другая девочка...
Они шли по улице - Митя, Саша и между ними Аня. И Саша держала в свободной руке гвоздику, а придя домой, поставила ее в воду.
Это мне? - спросила Аня.
Конечно! - ответил Митя и тотчас повернулся к Анисе Матвеевне:
- Неужели сегодня нет пирога?
- Еще чего - нет! Скажет тоже! Из кожи лезли, муки заняли, будет пирог!
- С капустой? - спросила Катя.
- С яблоком! - сухо и гордо ответила Анисья Матвеевна .Саша слышала все это и видела веселые лица детей и полное достоинства лицо Анисьи Матвеевны.
"Неужели я все испорчу и заплачу?" - подумала она и быстро вышла в коридор.
Теплая, большая рука легла ей на плечо. Она повернулась - Митя. Он привлек ее к себе, заглянул в глаза:
- Ну что? Ну что ты?
Он откинул ей со лба волосы, поцеловал глаза, щеки, а Саша, не умея найти ответных слов, повторяла, плача:
- Митя... Митя...
- Уж шли бы на свою жилплощадь, что ли, от соседей совестно! - раздался рядом сдержанный голос Анисьи Матвеевны.
- Что ж такого? Почему совестно? Я ее поздравляю! - ответил Митя. Дочь в школу пошла - это можно приравнять к Первому мая!
Когда Анисья Матвеевна в первый раз постлала себе на старом сундуке, Ольга Сергеевна, соседка, сказала:
- Нет такого правила, чтоб прислуга жила в коридоре.
- Я те покажу прислугу, - спокойно отчеканила Анисья Матвеевна, да так, что Ольга Сергеевна больше не пыталась вступать с ней в спор.
Ольга Сергеевна была в квартире единственной прежней жилицей. Тетя Даша умерла, не вернулись из эвакуации другие соседи, вместо них жили новые люди.
Вот за той дверью в конце коридора живут молодые супруги. У них двое мальчишек: одному три года, другому пять.
Раньше самыми шумными в квартире были Константин Артемьевич и его семья. Теперь они остались далеко позади, и на первое место вышли молодые супруги. Они ссорились так, что звенели стекла не только в их комнате, но и у всех по соседству.
Находя арену своей комнаты слишком тесной, молодые супруги без стеснения выскакивали в коридор - обычно это бывало по ночам - и поливали друг друга бранью.
- Ты зачем с ним в кино бегаешь? - кричал муж, Юра.
- Оглянись на себя! - отвечала Леля, жена, и все оглядывались на Юру, который таращил обезумевшие глаза на неверную жену и все норовил оскорбить ее посильнее и ударить покрепче.
- Поднять руку на женщину! Позор! - кричал Константин Артемьевич. - Я сейчас позвоню в милицию.
- Не волнуйся, голубчик! - уговаривала Нина Викторовна и добавляла:
- Какие впечатления для детей! А такая тихая была квартира!
- Ну и люди! И выспаться не дадут! - спокойно, но с досадой говорила Анисья Матвеевна. - Дрались бы на своей площади. Зачем будить весь дом?
Еще одна новая соседка - она жила в маленькой комнате при кухне, высокая, худощавая стенографистка, тоже выходила на крик. Она запахивала халат, поднимала тонкие, аккуратно выщипанные брови и презрительно спрашивала:
- Опять? Ну что ж. Хорошую вещь браком не назовут. И какой бы час ночи ни был, зябко поводя плечами, ставила на газ эмалированный кофейник.
Аня очень боялась ночных криков. Она говорила, проснувшись:
- Мама, сядь ко мне. Мама, разве большие тоже дерутся?
А Катя, если крик будил ее, садилась на кровати и деловито говорила:
- Опять тетя Леля ходила в кино? - Катя еще никогда
Не была в кино, однако твердо усвоила, что за это бьют. Поморгав большими черными глазами и немного подумав, она вдруг говорила: Мама, дай хлебушка! - и, заведомо зная, что сейчас ей не откажут, добавляла нерешительно: белого
- Варвары! восклицала Ольга Сергеевна. - Третий час ночи! В бомбежку и то было тише!
Митя не просыпался дольше всех. Если становилось очень шумно, он натягивал подушку на ухо и, закаленный на фронте и в командировках, продолжал спать. Но нередко наставала минута, когда его приходилось будить.
- Митенька! - с жалостью говорила Саша.
- Дмитрий Александрович, - отхлебывая валерьянку, молила Нина Викторовна.
Митя неторопливо совал ноги в старые домашние туфли.
- Да, - говорил он, зевая, - если бы наши соседи по коммунальной квартире были ангелами, нас бы раздражал шелест их крыльев. А наши соседи ох не ангелы, и стучат они - ох не крыльями. - Потом он выходил в коридор, спокойно брал телефонную трубку и спрашивал недрогнувшим голосом:
- Милиция? Шестое отделение?
Все, что делал Митя, действовало мгновенно и отрезвляюще. Он работал по вдохновению и всегда попадал в цель. Пользуясь минутным затишьем, Митя говорил, к примеру" так:
- Утро вечера мудренее! Завтра разберетесь! Я рассужу вас раз и навсегда!
Почему-то его слушались. Он брал Лелю под руку, уводил в ее комнату, приговаривая на ходу:
- Очень советую приложить к глазу медный пятак, помогает.
А Юре шептал на ухо то, чего никто не слышал и чего, видимо, никак нельзя было сказать вслух.
Когда еще только начинались вопли, предвещавшие драку, Саша входила в комнату соседей и забирала детей: они захлебывались от плача. Она уносила их к себе, поила сахарной водой, и ложка дробно стучала о зубы младшего белоголового толстяка. Она укладывала их на свою раскладушку, а Митя, возвращаясь, говорил:
- Прирост населения? - Потом ложился и тотчас засыпал.
Но самое удивительное было то, что, выйдя поутру с подбитым глазом, Леля гордо говорила в ответ на презрительный взгляд стенографистки:
- Зато любит!
...Такова была новая Сашина квартира.
В мае сорок четвертого года Лешу наградили орденом Отечественной войны второй степени. А перед этим, в начале сорок третьего, он получил "Красное Знамя". Он очень гордился своими орденами и до смерти хотел съездить в Москву, показаться семье и друзьям во всем блеске.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97