А к той один интерес – «проколоть» интересующие фамилии. И круг один – гостиницы, бары, санатории. Бегая по кругу за фигурантами, сам поневоле станешь цирковой лошадью.
– Обедаем в санатории Центробанка, – приступил к обязанностям Артамонов. – Единственное, мне надо на секунду заскочить в военный санаторий, он по соседству. Миссия с отказом, так сказать.
Он отыскал в папке листок, зачитал:
– «Достопочтенные господа. В сие всеоскудевающее и тяжелое время наш возрождающийся приход испытывает острую финансовую нужду, связанную с подготовкой и проведением реставрационных работ в часовне, заложенной в свое время купцом Чистяковым в честь погибшего в Цусимском сражении сына. Прошу вашего содействия в облегчении финансовых тяжб и оказании посильной помощи в благолепном убрании часовни и прихода. С упованием на Господа, Его милость ко всем нам и надеждой на вашу отзывчивость и доброхотство. Священник отец Евгений».
Олег, привыкший в деловых документах к терминологии «исполнить», «надлежит быть», «рекомендую», «срок исполнения», позавидовал стилю письма. Попросил разрешения увидеть церковное послание собственными глазами. Машинально отметил розыскные заморочки: фирменный бланк епархии, банковские реквизиты, печать с крестом вместо герба, роспись, дата – все согласно канцелярским требованиям к письму, запущенному по кругу во все инстанции. Резолюция лесозаводского Ньютона, естественно, в благих тонах и без математических формул, но отрицательная: налоговая полиция сама оскудевает и испытывает острую финансовую нужду в благолепном убранстве своих кабинетов…
– Часовня – она что, в военном санатории? – поинтересовался Олег.
А собственно, чему удивляться: икону нынче разве что в космос не запускают, а так она повсюду – и бывший райком партии освятить, и сауну «новым русским», и в кабинетах членов правительства она…
– О, военный санаторий – это наша давняя легенда, – с охотой поведал капитан о местных достопримечательностях. – До революции в нем размещался мужской монастырь, за стенами которого, говорят, жили разведчики-монахи. Потом, соответственно, вместе с белыми ушли в Маньчжурию. И утащили с собой остатки золота Колчака.
Еще ничего не произошло – машина двигалась в сторону китайской границы, Владимир Ильич поглаживал бородку, а солнце, распластавшись на капоте джипа, пыталось обмануть природу и вернуться под вечер снова на восток. Мимоходом мелькнула лишь местная байка, которых в каждом регионе как комаров в архангельской тайге. Но Олег замер. Из калейдоскопа событий последних дней для него вдруг мгновенно сложилась геометрически правильная и безумно привлекательная фигура. Она еще не устоялась, достаточно было легкого движения, случайного дуновения, чтобы рисунок исчез, разрушился. Но уже становилось ясно: золото Колчака, таинственные монахи, белогвардейские офицеры в Китае, восточные единоборства Трофимова, загадочная косичка – Богданович Юрий Викторович будет щипать травку именно на этом поле!
– Так, лично я для себя все отставляю, – тоном, после которого возражения если и могут приниматься, то не более как из деликатности, сообщил Штурмин. – Пока едем к часовне, к отцу Евгению.

Своеобразие военных городков начинается с того, что автоматические ворота на КПП солдатики толкают вручную. На этот раз хоть и в солдатском бушлате, но вышла старушка. Она бдительно повертела в руках путевой лист, ничего в нем не поняла, но успокоила себя:
– Число сегодняшнее. Проезжайте.
– Вот в этом двухэтажном здании, где между стен выложены из кирпича кресты, и жили те самые таинственные монахи в отдельных кельях, – заделался гидом Артамонов, грузно прильнув к окошку.
– А сейчас там что?
– Процедурные кабинеты, как раз в кельях. Можем посмотреть. А в том отдельном домике жил настоятель. – И сразу, опережая вопрос, перевел стрелку на нынешнее время: – Сейчас, соответственно, апартаменты начальника санатория.
– А особый отдел у них есть? – без особой надежды поинтересовался Штурмин. Когда Ткач в Плесецке дела правит – оно понятно, там космодром и испытательный полигон в одном флаконе. Но контрразведчик в санатории…
– Как же без них! – удивился некомпетентности москвича капитан. – За рекой – граница, а под нами еще всякое подземное хозяйство…
– Что подземное? – вновь взял стойку Олег.
– Ну, монахи оставили здесь целую сеть подземных ходов, некоторые по десять – пятнадцать километров. Белые-то как уходили?
В самом деле, не вертолетами же их вывозили! Но подземные ходы – это уже почти неопровержимое доказательство того, что Стайер решил финишировать здесь. Оно и понятно: заиметь золото Колчака – и зачем перелопачивать прибрежный песок. Но почему Трофимов сам не пошел на раскопки, если держал в руках разгадку тайны? Нет, геральдисты царской России были категорически не правы, когда придумали сыскарям эмблему легавой с глазом. Самый верный символ – это бессчетное количество знаков вопроса…
– А часовня там, – заместитель подвел Олега к заросшей мхом каменной лестнице и указал вверх. – Двести пятьдесят ступенек. А вот у грешников почему-то получается двести пятьдесят две.
– Значит, поднимемся ближе к небу на двести пятьдесят две, – честно признал свое количество Штурмин. И снова одним голосом сотворил из себя командира: – Мы с Артамоновым несем письмо, вы, – указал хабаровчанам, – обедать. Встречаемся здесь.
Владимир Ильич мужественно попытался что-то возразить, но Штурмин уже ступил то ли на первую, то ли на двести пятьдесят вторую ступеньку.
Где-то на середине пути пришло понимание, отчего храмы воздвигались на холмах и возвышенностях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59