на ней оказалось почти такое же сиреневое платье, как у Зиты. Сходство на этом заканчивалось, но, по мере приближения сиреневого пятна, сердце колотилось все учащеннее, на лбу выступил пот: боль по жене никуда не исчезала, она просто чуть притаилась до первого импульса. От майора, видимо, не ускользнуло его волнение, потому что, когда Нина вышла, он вопросительно замер, требуя объяснений.
– Жену напомнила, – не стал скрывать Андрей.
На этот раз, в отличие от поездки в машине, Кот сочувствовать не стал, дав Андрею пометить для себя еще один пунктик: личное в «Стрельце» – до фени. Служба – и только она. Платится только за это. Есть спортивный разряд – плюс пятнадцать процентов, опоздал на развод – минус пятнадцать. Рынок. Даже в отношениях между людьми – рынок. А когда-то заграницу больше всего бесила именно открытость советских людей, их готовность идти за чувством, а не расчетом. Рациональный Запад прекрасно понимал, что отношения между людьми на одной шестой части суши, окрашиваемой на всех картах в красный цвет, сохранились без учета шелеста купюр и предварительно просчитанной выгоды. Это был им немой укор, который они всячески замалчивали и не желали вытаскивать наружу даже в своих внутренних спорах. Советский строй сумел каким-то образом устоять перед лозунгом «Делать деньги – чтобы ими делать новые деньги». Он доказал, что не все решают деньги.
И вот это нравственное преимущество стало, видать, разрушаться с приходом рынка. Почему же все хотят подсчитывать только плюсы, кто займется минусами?
Отхлебнув несколько глотков чая, Андрей встал.
– Спасибо за угощение и доверие. Но, поскольку я теперь подчиненный, позвольте перейти на «вы» и приступить к своим обязанностям.
– Прекрасно, – оценил Кот. – Сейчас тебя проведут по нашему офису, познакомят с теми, кто на месте. А завтра в девять утра – на развод. Сергей, – опять наклонился он к селектору. – Зайди.
Сергей оказался охранником, которого Андрей припечатал кирпичом на поле. Выслушав инструктаж начальника, он без особого дружелюбия провел нового «стрельца» по двору, подсобкам. В дежурке указал на один из диванов – можешь ночевать пока здесь. Но Андрей ждал и готовился к другому. И когда, наконец, Сергей ввел его в комнату, где сидела Нина, он признался самому себе: его тянуло именно к этому сиреневому пятну. К памяти о Зите.
– Андрей, – представился Тарасевич, надеясь уловить хотя бы еще какие-нибудь штрихи, жесты от Зиты.
Но ничего не было даже близкого: в сиреневом ореоле – не Зитина мягкость в движениях, не ее улыбка. А то, что в небрежно откинутой руке дымит дешевая сигаретка – вообще никак не вяжется с образом жены…
Казалось, разочарование погасит сравнения, воспоминания, но почему-то случилось обратное. Серега, оказавшийся бывшим морским спецназовцем, к полуночи понемногу разговорился, поведав о своей службе и даже о том, как трое суток просидел под днищем корабля на Мальте, охраняя встречу Горбачева и Буша. А у Андрея стояло перед глазами сиреневое пятно.
– …Ливийцы поклялись взорвать Буша, и на нас, охрану, должны были вначале пустить акул, а потом пошли бы подрывники. Гиблое место – Мальта. Хорошо, начался шторм…
А черт его знает, хорошо или нет. Пойди тогда Горбачев на корм рыбам, не было бы, вероятно, той чудовищной серии предательств собственного народа, которая в конце концов погубила страну и Зиту. Теперь уже десятки тысяч зит.
Впрочем, следом шел, топыря глазки, Борис Николаевич, который, в отличие от предшественника, не только смотрел, как губят страну, но и возглавил этот погром. Нет, не было спасения стране, обложили ее, как раненого медведя. И не допотопные дробовички оказались в руках у вышедших на охоту – автоматы Почему Горбачева потянуло именно на Мальту, пока остается тайной. Ельцин туда не ездил, но 16 ноября 1991 года ему в Кремле был вручен крест рыцаря-командора Мальтийского ордена, который с незапамятных времен известен как опорный элемент структуры международной масонской организации.

…
– …А год назад огляделся вокруг: черт возьми, а что я имею, кроме раскрошившихся от аквалангов зубов, на которые нельзя поставить ни одной пломбы, да выскакивающих через каждые двадцать километров бега коленных чашечек…
Но коленные чашечки ерунда по сравнению с потерей любимого человека. Завтра он зайдет в кабинет к Нине, чтобы вновь испытать резкую боль. Он желает, жаждет этой боли…
Однако на следующий день Нины на работе не оказалось. Сидевшие за пишущими машинками две другие девицы на его путаный вопрос переглянулись и, видимо, не доверившись новенькому, молча пожали плечами. Зато уходивший домой с дежурства Сергей хлопнул его мимоходом по плечу:
– В Новосибирске. Или в Сочи. Где затребовалась.
– Как это – где затребовалась? Объясни.
Спецназовец назидательно поднял вверх палец:
– Совет и, между прочим, бесплатный: не лезь туда, где нас не ждут.
Это означало одно: Нина в опасности. Когда-то и с Зитой он познакомился, когда та оказалась беззащитной перед наглостью и силой…
Вновь сравнение. Зачем? Он не желает знать никаких нин, а тем паче дел, которыми она занимается или в которых участвует. Ему заработать денег – и на войну. Туда, где гибнут, стараясь остановить страну от сползания во всеобщую бойню, а не продаются. Где его друзья.
…Нина появилась на третий день. На тихое «здравствуйте» Андрея, за очередные пятнадцать процентов и бесплатный ночлег взявшегося нести дежурства в офисе, кивнула неузнаваемо и отрешенно. Медленно поднялась на второй этаж. Слышно было, что пошла к начальству – докладывать о поездке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82