– Вот почему паштет был таким безвкусным! – обратив возмущенное лицо к Пуаро, оборвала дочь мадам Пелльтан. – Она вымочила печень! Вместе с домашней колбасой, о которой я мечтала с момента своего заключения в санатории! В кои веки знакомая из поселка, презентовала мне немного печени и колбасы, – муж ее недавно забил быка, – а эта дрянная девчонка вымочила их в ведре для…
– Ну, замочили колбасу, – не дав ей договорить, обратился Пуаро к Люсьен. – А дальше что?
– Потом, помешивая, надо всыпать в получившуюся жидкость полтора стакана белой муки и пакетик кармина. Перед окончательным смешиванием не забудьте влить два куриных яйца – они придадут игрушечной крови нужную консистенцию.
– Не забуду, – записал Пуаро «разм., доб. 2 я., разм.». – А где в это время была мама?
– Когда не спится, я прогуливаюсь, – высоко подняла подбородок женщина. – И вчера ночью прогуливалась.
– И у статуи Афины столкнулись с Джеком Потрошителем? И тут же, на скамейке, он сделал вам татуировку.
– Нет, на скамейку он меня, полубесчувственную, принес уже татуированной, – опустив подбородок, неожиданно для Пуаро и Гастингса созналась мадам Пелльтан. – И это был месье Бертран.
Мадам Пелльтан знала, что красивым женщинам верят, что бы они ни говорили.
– А можно на нее взглянуть?
– На татуировку?! Да бога ради! – темно усмехнулась мадам Пелльтан, прежде чем обеими руками распахнуть пеньюар.
Грудям мадам Пелльтан и ее животику позавидовала бы и Даная, за ночь с которой Зевс расплатился золотым дождем.
«Столько женских животиков и грудей, сколько мне пришлось увидеть за последние три дня я, считая материнскую, не видел за всю прожитую жизнь. Еще несколько таких демонстраций, и я побегу через горные перевалы подписываться на «Плейбой», причем на несколько лет вперед», – иронично подумал Пуаро, пытаясь оторвать взгляд от пупка мадам Пелльтан, призывно таившегося в мягчайшем женском жирке.
Оторвать взгляд от пупка мадам Пелльтан ему помог взгляд мадам Пелльтан, ставший чересчур снисходительным, и потому уловленный периферическим зрением маэстро сыска. А также две надписи. Одна – «вместе» под грудью, другая, – «Николь» – под животиком. Увидев их, Пуаро вспомнил татуировки Катэра. Они – садовника и Николи, совпали как две половинки одной банкноты.
«До гроба вместе
Франсуа и Николь»
– А цифра «один»? Где он ее поставил? – спросил Пуаро, догадываясь, чем ему ответят.
Глаза мадам Пелльтан загорелись бесовским блеском. Поднявшись с дивана, она изобразила пару па канкана, то есть повернулась к мужчинам спиной и круто согнулась, одновременно высоко подняв рукой полу пеньюара.
Сначала Пуаро увидел жирную единицу, аккуратно вытатуированную на левой ягодице женщины, а потом уж зад целиком. Весь он был исколот иглой.
– Попа, несомненно, мировое достояние, – подумал он, чувствуя себя законным акционером последнего. И заключил, обращаясь к мировому достоянию:
– С вами все ясно. И потому предлагаю вернуться к кукле Шлехти.
– Хотите еще раз ее осмотреть? – оживился Гастингс.
– Нет. Я хочу услышать от мадмуазель Люсьен, как все произошло. Значит, когда «кровь» приготовилась, вы пошли наверх поиграть в Потрошителя…
– Да. Подойдя к парадной двери, обнаружила, что она открыта. Осторожно поднявшись в фойе, увидела его, – указала подбородком на Гастингса. – Он сладко спал на диване. Естественно, присутствие постороннего меня озадачило, я задумалась, что делать. И сразу вспомнила о пульверизаторе, который, недавно прогуливаясь, нашла у «Трех Дубов». Он так приятно пах, что, принеся его сюда, я не удержалась и прыснула себе в лицо…
– И, не упав еще на пол, заснула, – покивал Гастингс. Затем посмотрел Пуаро в глаза и сказал:
– Я вспомнил, где я слышал этот запах, и слышал неоднократно.
– Где? – взгляд Пуаро сделался металлическим.
– В кабинете лекарственного электрофореза. Этим веществом профессор Перен усыпляет пациентов, чтобы усилить действие процедуры или гипноза.
– И этим же веществом, судя по всему, пользуется Потрошитель, – посмотрел Пуаро на Люсьен.
– Я не Потрошитель, – сказала та, – я просто играла в него с куклой Шлехти.
– Вы понимаете, милая девушка, что ваше деяние в виде насильственного усыпления гражданина Франции подпадает под вполне определенную статью уголовного кодекса? – спросил Пуаро, сделавшись воплощением благожелательности.
– Пусть подпадает. Я – психически больна, и мне все можно.
– Психически больных с такими мыслями облачают в смирительные рубашки. Кстати, кто из вас написал письмо?
– Какое письмо? – удивилась мадам Пелльтан.
– Вот это, – показал Гастингс письмо, извлеченное им из-под головы распятой куклы. Оно подписано Джеком Потрошителем. В нем содержаться сведения, которыми мог располагать лишь преступник.
– Я писать не умею, – широко улыбнулась Люсьен. – А что касается мамы, скажите, сколько в нем ошибок?
– Ни одной, кажется – просмотрел письмо Гастингс.
– Значит, писала не она.
– В таком случае нам придется обратиться к профессору, – сказал Пуаро. – Он уж определит, кто это писал.
– Не надо к нему обращаться, – махнула рукой девочка. – Это Клодель написал. По моей просьбе. Он любит писать письма, – последнюю фразу выговорила многозначительно.
– Леон Клодель из третьего номера?.. – опешил Гастингс.
– Да. Мы с ним дружим. Он часто рассказывает мне страшные истории…
– Случившиеся с Карин Жарис, Эжен и Пьером Пелегри? – Пуаро был заинтригован. Клодель любит писать письма…
– В том числе… – посмотрела девушка насмешливо.
– А я могу с ним поговорить?
– Нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132